Владимир Кочергин - Судьбы, как есть

— Какой же ты, Григорий, ленивый. Ну почему ты водишься с этими гавнюками, бездарями со двора, пойдем к нам работать? А эта блатота, что вами заправляет, доведет вас всех до тюрьмы.

И шурин был прав.

Григорий не хотел тогда его убивать, он просто хотел показать, какой он крутой и не позволит себя унижать. Это он сейчас понимает, что никто его не унижал и тем более брат сестры плохого ему не хотел. Его эгоистичный характер, вечное заступничество за все его проказы и проступки, с детства, матери привели Григория на скамью подсудимых. Он пробил шурину голову гвоздем, которого якобы не заметил на бруске, которым приложился в целях самообороны. На суде умышленное убийство отрицал, и мать нашла хорошего адвоката. Валил на шурина, будто тот ударил его первым. Дело было на даче во время очередного выезда на отдых. Сестренка была на последнем месяце беременности. После похорон мужа сестра родила мертвое дитя, мальчика, и сама еле-еле выкарабкалась с того света.

На тропу разбоя и убийств, после отсидки, его подключил бывший сокамерник «Шульц». Вор-верхолаз отбывал вторую ходку на зону и освободился на полгода раньше Григория.

Шульц, немец по матери, имел средне-техническое образование, хорошо знал немецкий, занимался самбо, знал премудрости альпинизма, имел два восхождения. Мать делала все, чтобы сын вырос нормальным самостоятельным человеком. Она добилась отсрочки сына от армии, помогла поступить в институт. Громов Иван по отцу, а у матери девичья фамилия Гросс, был смелым и решительным парнем. Мать умерла от быстрого и сильного излияния крови в коре головного мозга. Хотя при автоаварии мать получила всего перелом ноги, только водитель «скорой», на которой ее доставляли в больницу, своим маневром добил ее до конца. При обгоне выехал на встречную полосу и, резко уходя от лобового столкновения, вылетел на обочину, где завалился на бок. Мать от сильного ушиба головы при падении с носилок умерла в больнице, не приходя в сознание. Гражданин Рябиков, водитель «скорой», смог отделаться от наказания правосудия, но не ушел от наказания Ивана, сына погибшей женщины. Иван хотел его убить, но Рябиков сразу, после первого удара по голове, потерял сознание. Иван Громов к тому времени был нормальным человеком и, несмотря на сильную обиду и неправильность наказания Рябикова, лежачего добивать не стал. Суд приговорил его к трем с половиной годам лишения свободы в колонии строгого режима. Освободили Ивана досрочно, на год раньше. Однако 2,5 года на зоне не прошли даром, знакомство и дружба с вором-домушником привела Ивана к альпинизму, только через крыши на балконы, на лоджии, в форточки и снова на зону, но уже на четыре года. На второй ходке судьба свела «Шульца» с человеком, который и является сегодня у него и его братанов «квартета» работодателем-бригадиром, который дает поручения, платит бабки за исполнения заданий, крышует от неприятностей и руководит их действиями, а зовут этого «благодетеля» Давид.

Четвертого из «квартета» совсем недавно Шульц предложил называть просто «Укол», прошлая кликуха — «Фуф» — не соответствовала его нынешней страшной работе убивать, теперь он не гнал фуфло, что в детстве, в 13 лет, убил отчима, а в исправилке для несовершеннолетних грохнул вертухая. На самом деле он сидел за соучастие в убийстве. Его еще Светофор, бывало, называл доктором. Всем погибшим смертельные уколы проводил только Сафар Умаров, прошедший после гибели отца в Афганистане, а ему тогда было десять лет, детдом, колонию, тюрьму. За год, после гибели отца, мать сопьется насмерть, и ее, лишенную родительских прав он, уйдя в детдом, больше никогда не увидит.

А ведь когда-то у них была хорошая семья, отец служил сверхсрочником в штабе части, мать работала медсестрой в санчасти. Правда, когда отец уехал в Афган, мать спуталась с майором из этой же части, стала выпивать, пропадала на ночь, а то и на сутки из дома. Сафар понимал, что происходит предательство его отца, а когда мать лишали материнства, он наотрез отказался с ней жить. Часто он вспоминал хорошие моменты, когда был жив его отец, позже в душе жалел, что потерял и мать. Убив человека, он оправдывал себя тем, что его все кинули, а тот, который сегодня умер, пожил и так нормально, раз имеет такую тачку и бабло, и обязан поделиться с ним, несчастным сиротой. Однако он знал, что все эти оправдания — простые вымыслы, а на самом деле Сафар преступник и убийца-маньяк. Он понимал, что так продолжаться долго не будет и вынашивал в своей голове план, что после получения очередного гонорара исчезнет от своих покровителей и дружков навсегда.

В комнате было сильно накурено, несмотря даже на работающий кондиционер. Играла громко музыка. Самый поддатый был Сафар и все норовил рассказать новый анекдот, и он его рассказал:

— «Два лоха спешат на электричку: «Сколько до отхода поезда осталось?» — спрашивает один.

— Десять минут, — отвечает второй.

— А по моим часам — пять!

— У, значит, ты не успеешь!» Ха! Ха! Ха!..

Но почему-то смеялся только он один. До остальных его юмор недотянул.

Братаны подарили имениннику музыкальный центр, на котором можно было петь караоке. Вот он и надрывался сегодня, пока еще не поздний вечер.

На столе забрякала телефонная переносная радиотрубка. Петелин вышел с ней в прихожую, прикрыв за собой дверь. Ответив что-то абоненту на том конце провода, он поднес ее «Шульцу».

— Слушаю! — сказал Шульц и услышал в ответ хриплый голос шефа:

— Ты что это, в дерьмо вляпался и молчишь? Я, думаешь, опять буду все счищать?

— Не понял? — удивленно спросил Шульц.

— А хули тут не понять, я предупреждал всех, что не на нашем пути и не в работе не трогать, не задевать, быть скромней. Распустили перья, фазаны долбанные. Ты сейчас кончай пировать и ко мне с тем, кто полкана приласкал.

— Какого?

— Да ты совсем оборзел. Я спрашиваю, кто?

Только теперь Шульц понял, о чем речь.

— Светофор!

— Ты и он с тобой, через час, у Дуськи. Понял?

— Понял! — Шульц отключил связь и положил трубку на стол.

Тугой убавил звук музыкального центра, и все вопросительно смотрели на своего «командира».

— Похоже, влипли мы, братки, по полной. Светофор, ты, выходит, завалил какого-то военного, похоже, полковника. Если так быстро об этом узнал Давид, значит, мы засветились. Кто-то нас срисовал. А если у него есть намерения слушать меня и тебя, Светик, то надо брать мыло. Собирайся, Светофор, поедем на разбор твоих полетов, и в первую очередь твоих, Укол.

— А я тут причем? — сказал Укол, скорчив гримасу на своем лице.

— Да притом. Не надо было к девчонке приставать. Все у вас, нерусей, член раньше других чешется.