Владимир Савенков - Живой товар: Москва — Лос-Анжелес

— Все посчитано боссом, а он страшно скуп. Платит, представьте, как шавкам где-нибудь в Венесуэле, а жилы тянет, о… я к нему больше на глаза не покажусь!

— Сколько платит, если не секрет?

— По двадцать, в среднем, за шоу плюс по червонцу за клиента после шоу. Бандит. Минус кормежка, жилье и т. д. Еле смылась. Подрядилась свеженьких поставить. А девочки у него — вроде заложниц, — вздохнула Лейла. — Каждую сотню, гад, отсчитывал мне, прощаясь, точно это миллион.

— Деньги, надеюсь, вы с собой не возите? — спросил Андрей.

— Дома оставила. Скажите, когда летите в Нью-Йорк, и завтра же отправлюсь за билетами для телок, на тот же рейс буду брать, что и у вас, — уговаривала Андрея Лейла. — Еще пива? Или в ресторан переберемся лучше, со вчерашнего дня я, честно говоря, ничего не ела. А потом приглашаю к себе в номер, послушаем негров. Я потрясающие кассетки захватила, принимается программа?

— Там видно будет, — сказал Растопчин. — А пока идемте вас кормить, раз уж со вчерашнего дня во рту у вас маковой росинки не было. Но за ресторан платим пополам. Чем не дикий запад?

— Пропади он пропадом, — сказала Лейла. — Я, кстати, новеньким девочкам в общих чертах обрисовала, что их там ждет.

— Но рвутся толпами.

— Не смотря ни на что. На пулеметы грудью пойдут, лишь бы прорваться.

— Чтобы чуть позже об эту прекрасную грудь вонючий подзаборный чиканос сопли вытирал, — Андрей поднялся, отодвинул в сторону банку из-под импортного пива и подал Лейле руку. Они вышли из бара к лестнице. — Веселая страна. Кто первым обычно бежит с тонущего корабля?

— Крысы. Кого вы пытаетесь оскорбить, Андрей?

— Никого. Просто с наших тонущих кораблей первыми, как правило, смываются за границу именно капитаны. Всех рангов и мастей. За ними спешат те, кто достаточно силен, молодежь, рядовые, потенциальное пушечное мясо. Только потом уходит на сторону мясо постельное, — Андрей посмотрел Лейле в глаза. — Наши крысы, я говорю о настоящих, как раз остаются. Да, крысы и уголовники. А с ними — малолетки, старики и прочая немощь. Дабы крысам и уголовникам было что жрать.

Андрей и Лейла брели по длинному ковру наполовину пустого ресторана. Через стекло южной стены были видны облака, сквозь которые к морю пробивалось солнце, и берег с заснеженными деревьями.

— Саша говорила мне, что вы чуть ли не признавались ей в любви.

— Чепуха, — ответил Андрей. Он выбрал столик в углу зала, рядом с пальмой. — Ее муж знает, на каком поприще она трудится?

— Саше пришлось его обмануть, — сказала Лейла.

Официант принес меню, Лейла принялась водить пальцем по названиям блюд. Андрей закурил. Он замерзал в огромном нетопленом зале, ему хотелось водки.

— Помнится, — поежился он, — нас учили: что есть основная ячейка общества? Семья, верно?

Лейла кивнула головой.

— А на чем держится семья? — задал сам себе вопрос Растопчин и стряхнул пепел в железную пепельницу. — На женщине держится. У нас, по крайней мере. На матери. На хранительнице очага.

— И что? — спросила Лейла. Она решала, какие грибы заказать на закуску, маринованные или запеченые в сметане.

— И что? — повторил Растопчин. — Все. Ставим точку. Массовый исход молодых матерей с территории бывшей империи — логическое завершение процесса, разрушившего государство. Дальше разрушать нечего.

— Значит, будем пировать на развалинах, — согласилась Лейла. От голода у нее посасывало под ложечкой. И ей было все равно, где пировать и с кем.

— Мой самолет шестнадцатого, — признался Андрей Лейле ночью.

— Я знала, что ты покладистый парень, — засмеялась Лейла, полотенцем вытирая пот со лба Растопчина. Андрей обливался потом, хотя температура воздуха в номере Лейлы, да и вообще в гостинице была ниже казарменной.

— Лейла Тамарчук, а почему тебя зовут Лейла? — поинтересовался Растопчин.

— Мой грузинский папочка бросил нас, когда мне стукнуло пять, не менять же имя в таком солидном возрасте, — ответила женщина. — Твой самолет шестнадцатого, а номер рейса ты помнишь?

— Нет. Но помню, что вылет в двенадцать тридцать.

— Завтра же займусь билетами для этих шестерых.

— Представляю, как я буду путешествовать с этим выводком через полмира, сказал Растопчин. — А если серьезно, выходит: чтобы выручить из беды одних, надо ввергнуть в беду других? Тебе их не жаль, новеньких?

— Они требуют справедливости, — сказала Лейла.

— Нельзя запретить людям испытывать свою судьбу.

— А не получится так, что вернуться в Москву захочет одна Саша? — спросил Растопчин.

— Но из рабства «Эль Ролло» вырвутся все, кто пожелает. Ты не чувствуешь, как благодарна твоя миссия? — Лейла обмахивала Андрея полотенцем. — Герой очередного нашего времени.

Растопчина разбудил магнитофон. Самба, отметил Растопчин. Карнавал. Фиеста. Где же гарцующие лошадки, платформы с горами цветов, шеренги улыбчивых девушек? Андрей любил просыпаться под музыку, как бы приглашающую немедленно продолжить праздник. Прекрасен мгновенный переход от мертвого сна к вчерашнему празднику, к податливому телу женщины, к вину, к сигарете в постели, к легкому завтраку, наскоро собранному из роскошных остатков позднего ужина… Растопчин открыл глаза. В номере горел свет. За окном синела зимняя тьма. Температура воздуха в комнате упала так низко, что казалось — вот-вот с губ сорвется пар. Одетая в серый костюм, накрашенная, готовая к отъезду Лейла вынимала из шкафа пальто. Андрей кинул взгляд на застегнутую наглухо дорожную сумку Лейлы и завыл от досады. Он понял, этим утром Лейлу в постель уже не вернуть. Лейла поторапливала Андрея — у себя в номере доспишь, времени в обрез, а еще надо поймать машину до аэропорта «Симферополь», а на дорогах наверняка лед и, может быть, заносы — машины, конечно же, еле ползают. И — нет, никаких отсрочек. Лейла ничего не станет откладывать на завтра. Уже настроилась, уже одета. Ах, это… На днях Андрей прикатит в Москву, и там они все наверстают, нет проблем, если Лейла к тому времени еще будет нужна Андрею, что, впрочем, сомнительно. Растопчин пошарил рукой возле кровати — странно, но перед сном у него хватило ума не допить шампанское, позаботиться о себе похмельном. Лейла не согласится выпить на посошок? Присесть перед дорожкой? Ладно. А дослушать мелодию? Ради бога, она слышала ее сто раз, пусть Растопчин наслаждается музыкой сколько пожелает, но только у себя в номере. И не забудет в гостинице магнитофончик. А в Москве не забудет вернуть его и кассету Лейле. Растопчин вышел из номера Лейлы злой, растрепанный, заспанный, с играющим магнитофоном в кармане пиджака и початой бутылкой шампанского в руке.

— Отчего ты меня не разбудила, когда встала? — ворчал он. — Я бы тоже двинул в. Москву. С тобой.