Владимир Турунтаев - Методом исключения

— Ты смотрел их?

— Я ж снег не скидывал.

— Зря.

— Так что теперь?

— Надо исключить балкон, — сказал Бородин.

— Ты что, думаешь?..

— …чтоб больше о нем не думать, — докончил фразу Бородин. — Приезжай в контору, я сейчас там буду!

— И че?

— …через плечо! — рявкнул Бородин и бросил трубку.

В начале восьмого они с Ковалевским подъехали к дому на Заводской. Пригласили понятых и поднялись на четвертый этаж.

В двери квартиры Морозовых светился глазок.

Бородин нажал на кнопку звонка. Прошло не меньше минуты, прежде чем донесся из-за двери скрип половиц.

Глазок погас и снова засветился.

— Кто? — спросил знакомый голос.

— Милиция! — громко сказал Бородин. — Открывайте, Морозов!

Со смачным хрустом провернулся механизм замка.

Морозов был в домашней застиранной рубахе неопределенного зеленовато-серого цвета и синих тренировочных брюках. — На ногах — стоптанные шлепанцы.

— Вам когда на работу? — спросил у него Бородин и, не раздеваясь, в пальто и шапке прошел в комнату.

Морозов нерешительно последовал за ним.

— Я в отпуске… А что… что такое?

Он на глазах осунулся и побледнел. Руки дрожали и не находили места.

Бородин круто развернулся, посмотрел на него в упор и раздельно проговорил:

— Вы скрыли правду, Морозов! Полагаю, что сейчас мы от вас наконец-то ее услышим! Но прежде мы должны произвести повторный осмотр вашей квартиры. Придется сбросить с балкона снег, для этого потребуются лопата и…

Не успел Бородин договорить, как Морозов со сдавленным ревом опустился на корточки:

— Не могу!.. Не могу-у-у!..

Бородин посмотрел на понятого — мужчину:

— У вас найдется лопата?

Морозов, повалившись на пол, громко рыдал и бился головой.

— А ну встаньте, Морозов! — зычно прикрикнул на него оперативник.

Тот приутих, но с пола не поднимался.

— Встать! — рявкнул Бородин.

Морозов медленно поднялся, закрывая лицо руками. Неверными шагами приблизился к дивану, осел на него мешком и снова завсхлипывал, закашлялся.

Понятой принес ржавую лопату. Юра Ковалевский без особого усилия распахнул обе балконные двери, выглянул наружу и тут же обернул к Бородину удивленное лицо:

— Снег-то!..

Снега на балконе было совсем мало. Видно, Морозов только что сбрасывал его. Кое-где проглядывали доски.

Но когда Юра убрал с балкона весь снег, то увидел, что длинные доски лежали только внизу, в два ряда, образуя площадку, на которую были поставлены перевернутые кверху дном тарные ящики. Юра приподнял один и увидел, что у ящиков нет торцевых стенок. Они образовывали что-то вроде короба, которым было накрыто…

Когда Юра разглядел в тусклом, падавшем из окна свете то, что было внутри, он попятился в комнату. Обернувшись, глянул на Бородина шалыми глазами, словно не узнавая товарища:

— Тут…

Морозов, издав утробный возглас, снова рухнул на пол и на четвереньках пополз к балкону, причитая сквозь рыдания:

— Олюшка!.. Прости, не хотел!.. Не хоте-е-ел!.. Ох, не могу, не могу-у!..

Бородин преградил ему дорогу к балкону.

— Поздно, Морозов, поздно! Иди сядь и успокойся!

Ольга лежала на спине со сложенными на груди руками. В зимнем пальто и меховой шапке. С раскрытыми незрячими глазами.

— Вызывай бригаду, — велел Бородин Юре Ковалевскому…

Вот что рассказал Морозов, размазывая по лицу слезы, пока не подъехала дежурная бригада:

— Входит, улыбается… Не ждал?.. Рука сама… Хотел только… Извелся весь, а ей смешно… Зло взяло… Рука сама… Не знаю, в которое место угодил… Один только раз и… Голову вскинула… Куда-то в шею кулаком попал… Без звука…

— Что, даже не вскрикнула? — спросил Бородин.

— Сперва подумал, что без сознания она… Думал, отойдет…

— Почему в милицию сразу не сообщили?

— Не знаю! — затряс головой Морозов. — Два дня провалялся в жару, — и тихо завыл. — Потом…

— Что потом?

Уставившись в одну точку, Морозов тихо поскуливал и временами бормотал скороговоркой себе под нос что-то невразумительное.

После того, как прибывшие на место происшествия дежурный следователь с экспертами закончили свою работу, а Морозов был отконвоирован в изолятор, Бородин с Ковалевским вернулись в райотдел. Юра уселся писать покаянное объяснение по поводу необнаружения трупа Морозовой при первоначальном осмотре квартиры, а Бородин — рапорт об его обнаружении.

— Сам-то что-нибудь понимаешь? — спросил Юра, оторвавшись от неприятной писанины.

— Что я должен понимать — не понимать? — спросил Бородин.

— Для чего он труп-то на балконе держал? Зима скоро кончится, а дальше? Неужели решился бы расчленить?

— Похоже, что готовился: видишь, снег разгреб! Только вот как дальше он жить-то стал бы… — И тут Бородин подпустил Юре шпильку: — Считай, что ты вовремя подоспел!

Юра покраснел:

— Издеваешься? Лучше скажи, как ты догадался, что труп у него на балконе?

— Ты ведь знаешь: я мужик дотошный! — усмехнулся Бородин. — Еще утром, когда проснулся, голова прямо пухла от версий. А потом вспомнилось, как мы с тобой скидывали снег с балкона у Латушенковой. Когда докопались до первых досок, ты — помнишь? — сказал: да ладно, дескать, там уже дальше ничего нет! И у меня в мозгу засвербило: может, и у Морозова ты так же вот… Ну пришлось тебя разбудить и спросить. А когда так и оказалось, тут уж другого решения быть не могло: надо было исключить балкон. Ты знаешь, преступления ведь часто раскрываются методом исключения…

Бородин только-только закончил писать рапорт, когда в кабинет, робко постучавшись, вошли родители Ольги Морозовой. Благообразная чета сельских учителей пенсионного возраста. Мать вынула из кошелька листок синей бумаги с напечатанным на машинке текстом и протянула Бородину:

— Вот, экстрасенс дал нам, — у нее был приятный грудной голос. — Здесь все расписано и указано место, где, по всей видимости, находится Олечка…

Бородин несколько раз пробежал глазами по строчкам. Смысл хитроумных фраз не доходил до сознания. В голове только одна мысль: сейчас на этих славных людей обрушится безмерное горе…

И он, сколько мог, тянул время, безуспешно стараясь понять, какое отношение к Ольге Морозовой может иметь двухэтажный бревенчатый дом с мезонином, зелеными наличниками на окнах и с высоким крыльцом…

На дворе сгущались ранние зимние сумерки. После ночного снегопада слегка подморозило. Вдоль улицы, как в аэродинамической трубе, дул резкий, пронизывающий ветер. Прохожие убыстряли шаги и прятали лица в воротники.

Слегка подвыпивший парень в куртке-дутыше и черной вязаной шапочке и девица в мохнатой шубке нашли прибежище в тесном темном тамбуре одного из женских общежитий на улице Ясной. Девица проживала в этом же общежитии и, как впоследствии призналась, была у нее договоренность с соседками по комнате, что они на пару часов исчезнут, но, как назло, именно в этот вечер к одной из них приехали родичи из деревни. Поэтому и пришлось влюбленным довольствоваться тамбуром.