Огюст Ле Бретон - Пражское солнце

— В шесть часов. В пивной.

Служитель, окинув англичан притворно равнодушным взглядом, просунул кровавый кусок мяса в ближайшую клетку, где на него набросились, скаля клыки, величественные хищники блестяще-черного цвета. Дюк повернулась к Рихарду.

— Я подумала, что, если ключи, которые вам сделал Иво, будут плохо подходить, это поставит под угрозу наш план. Я выбрала другое решение — пробраться через королевское окошко. Потому-то меня заменит Ирэн. С ее фигурой она легко сможет влезть в него.

— А с ней будет Жюрассьен? — вставил Чарли.

— Да, он ее прикроет и поможет ей спуститься по веревке, которую она сбросит ему с чердака и по которой он поднимется к ней после того, как мы возьмем «Пражское солнце». Он должен быть на месте в восемь тридцать. Неприятностей у него не будет. Если даже охрану усилят, она все равно будет находиться внизу, в караульном помещении.

Герцогиня Ритфорд остановила одобряющий взгляд на двух пантерах, оспаривавших друг у друга порцию мяса, и заключила:

— В девять часов мы должны быть на пути к вертолету. В десять — по другую сторону границы, где мы разделимся, как и было предусмотрено.

— В Австрии не будет никаких проблем, — заверил Чарли. — Группа приема уже на месте и ждет нас.

— Прекрасно, — улыбнулась Дюк, вынимая из мундштука окурок. — Вы не представляете, Чарли, как меня привлекает это дело! Удачно провести его в этой стране… Вы это не представляете!

Она посмотрела на Чарли своими зелеными глазами, блестевшими, как и глаза хищников, дравшихся в двух шагах от них за кусок мяса.

Несмотря на закрытые занавески, в комнату проникал яркий свет. Майк Копполано, спавший по привычке голым, повернулся два или три раза и встал с кровати. В «кроватном» вопросе чехи, кажется, копировали немецкую методу: жесткое ложе с ковриком для ног и двойным драпом в качестве покрывала. Пока он лежал на полу, потому что ночь была душной и жаркой. Потянувшись, Майк надел пижамные брюки и, оставив обнаженным торс, вышел на балкон, где его встретило палящее, несмотря на ранний час, солнце. С четвертого этажа он смотрел на улицу Венцеслава, откуда доносился адский шум — там строилось метро. Майк, облокотившись о железный поручень балкона, изучал поток чешских трудящихся. Почти на всех были рубашки с короткими рукавами, на ногах — сандалии, в руках — кожаные портфели посредственного качества.

Девушки были великолепны — изящные, стройные, с походкой королев, но, увы, одеты они в платья в цветочек из плохой деревенской ткани. По крайней мере так показалось Майку с его балкона. Он выпрямился, глубоко вдохнул воздух и вдруг нахмурился. Он почувствовал запах дорогих духов. Странно, откуда такие духи в Праге? Он собрался вернуться в комнату и заказать себе завтрак, но тут блеск обнаженного тела заставил его повернуть голову налево. За решеткой, разделявшей балкон между его номером и соседним, лежала на животе женщина, рядом стояла чашка кофе и лежала пачка «плэйерс». Женщина перелистывала английский журнал.

— Hello, — улыбнулся Майк, разглядывая ее: уже не очень молода, но привлекательна, хорошо сложена, в дорогом купальном костюме.

— Доброе утро, — ответила женщина по-французски. Она достала из пачки сигарет фото и рассмотрела его, прикрывая ладонью.

— Месье Жюстен Парфэ?

Майк подошел к разделявшей балкон решетке. Значит, это они. Они заранее сняли номер для него. Просто и эффективно.

— Да, — ответил он. — Вы от Чарли?

Фотография вернулась в пачку «плэйерс».

— Допустим. В форме?

Майк вновь улыбнулся, показывая великолепные зубы.

Холодные решительные глаза женщины изучали его, задерживаясь на мощной мускулатуре, на загаре лица, что придавало особый блеск его голубым глазам.

— Это хорошо, — сказала она. — Приходите сегодня вечером в цирк Буша. Я познакомлю вас с остальными; Возьмите билет в ложу. Встретимся в антракте, в толпе.

Она вставила «плэйерс» в роскошный мундштук с бриллиантовой пылью.

— Не оставайтесь здесь. До вечера.

Майк молча кивнул головой и медленно, с естественным видом, потому что в одном из окон появился мужчина, вернулся в комнату и снял телефонную трубку, чтобы заказать себе завтрак.

«Мерседес» Чарли Линдсона ждал возле заброшенного карьера, рядом с намеченной посадочной площадкой, находившейся в трех километрах от австрийской границы. Облокотившись на капот, англичанин курил одну из своих длинных сигар. Склонившись над ручьем, леди Ритфорд чистила черные тутовые ягоды крупных размеров. Сидевший на земле, прислонясь к скале, Майк Копполано, одетый в полотняные брюки, тонкий Льняной пуловер голубого цвета, шляпу и туфли того же цвета, о чем-то думал, крутя в пальцах висевший на груди, в вырезе пуловера, золотой медальон с изображением головы Христа, с которым он никогда не расставался. Стояла сильная жара, и все еще кипевший мотор распространял сильный запах масла. Все молчали с самого приезда, установилась тишина, как будто усиленная жарой, все больше напоминавшей высокому американцу духоту Дамаска. Накануне вечером, в цирке Буша, все прошло прекрасно. В антракте замечательного представления, равного которому он никогда не видел, англичанка представила ему остальных в плотной толпе, служившей им защитой. Не было только Иво Буриана, пилота. Остальных специальный агент знал по фотографиям, предоставленным Ярдом и французской уголовной полицией: Чарли, Тубек, Питер, Ирэн и леди Ритфорд, снятая скрытой камерой, которая, как подозревал Ярд, была «мозгом» английской преступности, но так и не удалось добыть доказательств этому. Теперь он, Майк, имел доказательство правоты Ярда. Она расставляла ловушку, в которую должна была угодить сама.

Внезапно тишину разорвал гул лопастей вертолета. Дюк поднялась с ягодой в зубах. Глава игорного бизнеса Англии раздавил сигару о подошву. Майк, щурясь, поднял глаза к небу. Шум над ними становился невыносимым, во все стороны полетели листья, редкая трава полегла под поднятым вертолетом ветром. Затем Иво Буриан осторожно посадил военный вертолет, выключил двигатель, открыл металлическую дверцу и легко спрыгнул на землю, в то время как над ним огромные лопасти совершали последние обороты. На нем по-прежнему был его скромный костюм и кожаные сандалии.

— Кажется, я вовремя, — сказал он, взглянув на часы. — Ровно четыре.

Он потер затылок, помассировал ляжки и продолжил:

— Сюда никто не приходит. Машина может тут постоять до завтра в полной безопасности. Но чтобы быть уверенным, что никакой пограничник не поднимет шума, если наткнется на нее, я оставлю записку, в которой сообщу, что аппарат неисправен и что я вернусь за ним.