Сергей Зверев - Тень убитого врага

Но отношение к нему изменилось, Андрей это заметил. В том числе и со стороны блатных, особенно низшего ранга.

С Кротовым он виделся нечасто, но достаточно регулярно, уже без всяких застолий, сугубо по делу. Вячеслав Ильич консультировался у Тропинина по экономическим вопросам – хотя и сам, разумеется, в них разбирался не хуже, но отчего бы не выслушать дармовое, так сказать, компетентное мнение? Андрей чувствовал, что его ответами босс доволен, да и правду сказать, были они действительно компетентные, четкие, дельные.

Между Тропининым и Кротовым стало протягиваться что-то похожее… ну, не на дружбу, конечно, но на некую доверительность. Мало-помалу они даже начали переходить на «ты»… Вячеслав Ильич, похоже, нуждался здесь, в зоне, в привычном круге общения. Да и Андрей тоже. Беседовать тет-а-тет им попросту нравилось.

При этом Андрей отлично сознавал, что «смотрящий» при всей своей веской, внушительной солидности – человек не просто жесткий, но лишенный жалости к врагам. И безжалостный не в бешенстве, не в ярости, а вполне разумно, холодно, настоящий наследник Макиавелли. Цель оправдывает средства. И тот покровитель, о котором он рассказывал, представляет для него ценность, пока он при власти. А понадобится, Доктор легко перешагнет и через него.

Ну хорошо, а сам-то Андрей Тропинин?.. А вот он и есть тот человек, что мог бы оказаться при Кротове на долгие годы. Он был порядочен и умел ценить добро, а Кротову, умному и расчетливому цинику, хотелось, чтобы рядом с ним были именно люди порядочные, – так это понял сам Тропинин.

Он видел, что этот обладатель ученой степени без всяких аффектов и показухи держал под контролем весь контингент зэков в лагере, владел информацией практически обо всем и, когда требовалось, карал за «косяки» строго по понятиям, не допуская беспредела. Авторитет он сумел приобрести настоящий, в том числе и у матерых уголовников со строгого режима – Андрей вполне мог оценить, насколько непроста эта задача… Хотя и оставались двое-трое закоренелых «бродяг», не признающих над собою власти лидера новой формации, но они погоды не делали.

Что же касается отношений Кротова с руководством колонии, они оставались закрытой книгой для всех, и Андрей ни разу не пытался даже намекнуть на эту тему, несмотря на возросшую доверительность отношений. Хотя однажды вздумал спросить о другом:

– Вячеслав Ильич! Простите за любопытство, а вот это ваш псевдоним…

– Какие основания имеет? – усмехнулся Кротов.

– Да.

– Самые прямые, Андрей Павлович. Я, если угодно, доктор в законе. Экономических наук. Утвержден ВАКом. Еще вопросы есть?

Последнее было сказано с особой иронией, отчего Андрей позволил себе ответить примерно так же:

– Никак нет.

Кротов кивнул. Больше разговора об этом не заходило.

А время между тем шло, зима сменилась весной – в этих краях она затяжная, с многочисленными заморозками, стужами, даже метелями… Но вот и это все осталось позади, солнце взяло свое, зазеленела земля, отчетливо обозначив близость лета. И хотя ничего вслух сказано не было, внутренний голос подсказывал Андрею, что недалек тот час, когда возникнет тема его, Андрея, УДО…

Внутренний голос не врал. Но он не мог знать всех обстоятельств, закручивающихся в эти дни вокруг трудной судьбы Андрея Тропинина.

Поэтому возникла совсем другая тема.

После – уже годы спустя, – думая о случившемся, Андрей находил, что кое-какие тревожные приметы начали подмигивать ему за несколько дней до этого. На полном серьезе он пришел к выводу, что первой такой приметой стала авария на складе: вдруг погас свет, сгорела электропроводка. Ну, починили, конечно, силами осужденных, причем негласным старшим оказался почему-то один из подручных Доктора, рецидивист по кличке Холод. Рядовые зэки-«мужики» возились с проводкой, конвойный, уверенный, что все будет в норме, отлучился по своим делам, а Холод контролировал процесс, то есть сидел на крыльце, курил, плевал сквозь зубы и мыслил о чем-то… Вдруг ни с того ни с сего он обратился к Тропинину:

– Слышь, «купец»! А ты не знаешь, случаем, что это с нашим «кумом»? Чего-то он в последние дни смурной ходит. Не в курсе?

«Кум» – это, понятно, начальник оперчасти колонии, подполковник Громаков.

– Да откуда ж мне знать?! – искренне удивился Андрей. – Я на него и не смотрю, мне тут своих забот хватает. А он что, озабоченный какой-то стал?

– Че-то типа того, – был ответ. – Недобрый знак!

Андрей и вправду не присматривался к подполковнику. Но тут он призадумался.

Такие типы, как этот Холод, впустую балаболить не станут – что-что, а это за годы, проведенные «у хозяина», Андрей усвоил точно.

– Вот как… – промолвил он озадаченно. – И что же это значит?

– А хрен знает, – пожал плечами рецидивист. – Поживем – увидим… Ладно, пойду гляну, что там эти наши трудовые резервы делают.

Потом Андрей часто вспоминал этот разговор и решил, что никакой двойной игры в словах Холода не было. Просто метким глазом прожженного блатаря он подметил изменения в повадках «кума» – чего, возможно, никто другой и не заметил бы.

Андрей навсегда запомнил, что эти ремонт и разговор были за день до того, как…

Как случилась предпоследняя встреча с Доктором.

Ее Андрей тоже запомнил очень хорошо.

На территории колонии, разумеется, действовал строгий порядок: перемещение осужденных только строем либо с конвоиром. И, разумеется, этот порядок негласно был отменен в отношении Доктора и двух его приближенных: Холода и Беркема, татарина откуда-то из-под Уфы. Эти трое могли ходить-бродить куда, когда и как им вздумается, администрация делала вид, что она этого не замечает. Впрочем, они этим правом не злоупотребляли, сохраняя в отношениях с официальным начальством аккуратный паритет. Андрей догадывался, что у Доктора с руководством есть и более потаенные дела, о которых не знают ни Холод, ни Беркем – но дальше себя этими догадками не морочил, полагая, что это его никак не касается…

Он ошибался.

В этот день он затеял частичную инвентаризацию комплектов зимней одежды. Забрался на соответствующий стеллаж, стал перебирать барахло – занятие неспешное, умиротворяющее… Позволил себе даже иронически пофилософствовать: думал ли он, будучи успешным бизнесменом, что когда-нибудь будет испытывать истинное удовольствие, сидя под крышей полутемного ангара и перебирая ватники, теплые штаны и шапки! А ведь и вправду удовольствие, ничего не скажешь.

Но его пресек отчетливый скрип входной двери. Андрей выглянул в проем: бог мой, Доктор с Беркемом!

Он проворно соскользнул со стеллажа, устремился к входу. Кротов заметил это, безмолвно сделал краткий жест, и его спутник, тоже молча кивнув, повернул обратно, вышел и прикрыл за собой дверь.