Патрик Калхэйн - Черные шляпы

— Не с неба, — добавил Бэт.

— Тогда откуда? — спросил Джонни.

Уайатт, снова помолодевший, показал пальцем вниз.

— Снизу.

— Снизу?..

Снова постаревший.

— Ты знаешь, Джонни, — из преисподней.

В этот момент Джонни проснулся окончательно, и шум, доносившийся снизу, действительно стал громоподобным, но несколько механическим, будто удары молотка, наносимые уверенной, быстрой и могучей рукой плотника. Рядом с ним в постели была Дикси Дуглас, девушка из шоу Текс, с которой он встречался. Она сонно пошевелилась.

Непонятно, который час. Они легли спать, как обычно, где-то в полседьмого, а шторы в комнате были из плотного черного шелка. В просветы между ними просачивалось количество света, достаточное, чтобы понять, что уже наступил день, но это было и так ясно.

Джонни, одетый в черную шелковую пижаму, слез с кровати, а шум все продолжался. Дикси проснулась и привстала, опираясь на локоть, едва приоткрыв свои темно-карие глаза. Ее темные кудряшки спутались, а сорочка натянулась на кремового цвета груди.

— Что это, Джонни? — спросила она своим сексуальным вторым сопрано, музыкальным, намного более музыкальным, чем в те моменты, когда она пела в шоу Текс, где ее голос (в отличие от фигуры) частенько звучал плоско.

Грохот продолжился, приглушенный, но совершенно отчетливый.

— Что, Джонни? Что ? — снова спросила она, теперь уже со страхом.

Джонни не ответил ей, за него это сделал голос из-за двери.

— Это не мыши.

Уайатт Эрп, в брюках с подтяжками и футболке, босой, заглянул в дверь спальни. Его седые волосы тоже были спутаны после сна, а вот в правой руке виднелся револьвер с бесконечно длинным стволом, почти как у винтовки, и ствол этот был направлен вверх.

Дикси откинулась на черное лакированное изголовье, натянув одеяло до горла наполовину от ужаса, наполовину от смущения. Но Джонни знал, что внимание его хорошо вооруженного гостя не было направлено на прекрасную юную девушку из хора, а скорее на продолжавшийся навязчивый механический грохот, доносившийся из помещения несколькими этажами ниже…

…и это была, как уже понял Джонни, автоматная стрельба.

За считаные секунды он и Уайатт выбежали на лестницу, и Джонни в своей болтающейся пижаме едва поспевал за старым мужчиной, словно это он был здесь гостем, а Уайатт — хозяином дома.

Тем не менее Уайатт, которого Джонни уговорил остаться в особняке, поднялся на верхний этаж дома к нему в спальню, прежде чем посмотреть на происходящее внизу. Было это сделано из вежливости или в желании обеспечить себе поддержку, Джонни не знал, но и не собирался об этом спрашивать.

На лестничной площадке третьего этажа их встретил Бэт Мастерсон, куда более одетый — в брюках, рубашке и даже носках с ботинками (разве что без пиджака и галстука), со своим маленьким револьвером в руке. Бэт принял предложение Джонни занять другую комнату для гостей, когда они поняли, насколько долго засиделись. Очевидно, он просто лег спать, практически не раздеваясь.

— Я только что поднялся, чтобы позвать вас обоих, — сказал он. — Этот богом проклятый автомат «томми»!

Одновременно с его словами грохот наконец-то стих, по крайней мере на время.

Уайатт двинулся вниз, по пятам за ним пошли Бэт и Джонни. Спустившись до первого этажа, Уайатт крутанулся на пятках, разворачиваясь в сторону кабинета.

— Возьми свою пушку, — прошептал он Джонни.

Тот беспрекословно повиновался приказу и принес свой никелированный револьвер с перламутровой рукояткой, забрав его из ящика стола. Они встали на площадке, на которую выходили двери лифта, кухни и лестница в подвал, в помещение ночного клуба.

Ствол револьвера Уайатта, при ближайшем рассмотрении оказавшийся длиной всего-то в двадцать пять — тридцать сантиметров, все так же был направлен вверх. Левая рука пожилого мужчины тоже была выставлена вверх, словно у постового полицейского, приказывающего машинам остановиться.

Они услышали звуки чьих-то шагов внизу — не стрельбу, а тяжелый грохот шагов по куче мусора. И смех. Резкий, отдающийся эхом смех.

Уайатт двинулся вперед и, как только мог, тихо открыл дверь лифта.

— Мы не можем… — зашептал Бэт.

Уайатт покачал головой.

Наклонившись внутрь, он повернул рычажок, отправляя лифт вниз, а сам вовремя вышел из него. Пока пустой лифт с грохотом механизмов двигался вниз, Уайатт начал тихо спускаться по лестнице, на шаг позади него шел Бэт, а в шаге от Бэта — Джонни с колотящимся от волнения сердцем.

Звук тяжелых шагов продолжал доноситься снизу, а еще мужские голоса, сливающиеся в скороговорку. «Какого черта», «сукин сын» и тому подобное.

Теперь Джонни понял, что Уайатт отправил вниз пустой лифт, чтобы сбить с толку и отвлечь нападавших…

Перед входом на нижний этаж лестница делала резкий поворот. Перила не давали достаточного укрытия, и Джонни, шедший вслед двум пожилым людям, не увидел то, что увидел Уайатт.

— Брось или сдохнешь! — заорал Уайатт.

Раздалась автоматная очередь. Уайатт рванулся в сторону.

— Ложись! — крикнул он. Все трое вжались в ступени, и над ними засвистели пули, кроша в щепки деревянные перила. На стене появились дырки от пуль, и штукатурка полетела в разные стороны вместе с обломками дерева.

Потом раздалась еще одна очередь, но уже не в них, и смертоносная скороговорка автомата затихла. Джонни увидел, как Уайатт выставил руку между сломанными столбиками перил, бесконечно длинную руку, выглядевшую так, поскольку она оканчивалась длиннющим стволом револьвера.

Громыхнули два выстрела оружия сорок пятого калибра, эхом отдавшиеся по всему клубу, два слова в ответ на длинную скороговорку «томми».

Затем Джонни увидел, как Уайатт босиком побежал по лестнице, перескакивая через две ступеньки за раз, и вбежал туда, где, как стало понятно Холидэю, находились развалины его клуба. Бэт побежал следом, вертя головой по сторонам, чтобы убедиться, что никто не сидит в засаде, ожидая, пока Уайатт вбежит в клуб. Внутренняя дверь едва болталась на петлях, распахнутая настежь и изрешеченная автоматным огнем, грубо открывшим ее.

Джонни последовал за Бэтом и Уайаттом сквозь остатки наружной двери кабака, которые, очевидно, открыли при помощи простого ключа в виде автомата Томпсона. Даже стальная обшивка снаружи не смогла остановить его, не говоря уже о замке. К тому времени, как все трое осторожно выбрались на улицу, поднявшись по лестнице и уже не заботясь о том, что могут стать легкой мишенью, они увидели лишь пустую улицу, освещенную утренним солнцем.

Там никого не было отчасти потому, что в большинстве окрестных особняков тоже располагались нелегальные кабаки, и их владельцы также были ночными пташками, вряд ли бодрствовавшими в это время, если они вообще уже легли спать. Но стрельба отпугнула и пешеходов, даже самых любопытных. Для молочных фургонов поздновато, для полицейских — рановато. Едва в этих кварталах городка начинали летать пули, полицейские благоразумно ждали, когда они любезно упадут на землю и остынут достаточно для того, чтобы стать вещдоками.