Владимир Колычев - Боксер, или Держи удар, парень

– Война закончилась. А мир поддерживать надо. И в составе нашего батальона формируется особый взвод, который в ближайшее время отправится в Чеченскую Республику для поддержания конституционного порядка. Вот так-то, Пылеев, кто-то в Чечню на блокпосты жариться едет, а кто-то холодную водку будет пить да грудастых девочек под кондиционером щупать.

– Это вы про кого? – удивленно повел бровью Женя.

– Про тебя, Пылеев, про тебя… Ты обратно в красивую жизнь уйдешь, а мы здесь… мы туда отправимся!

– А вы так уверены, что меня обратно в рабство заберут?

– В рабство?! – изумленно вытаращился на него комбат. – Ты о чем говоришь, рядовой?

– Да о том и говорю, что не хочу в ту красивую жизнь, о который вы тут говорите. Не хочу! И никогда не хотел!.. А в Чечню хочу! Хочу на блокпост!

– Так, погоди, а как же бокс? У тебя же карьера?

– Это не моя карьера! Это Агапова карьера! А я его ненавижу! И вас возненавижу, если вы меня обратно ему отдадите! Я сбегу от него! В Москву сбегу! И в комендатуру явлюсь! Скажу, что из рабства сбежал. А они там пусть решают!

– Солдат, ты это, не дури! – растерялся комбат.

– Да я-то не дурю! Это вы дурите! Короче, или вы меня в Чечню отправляете, или я за себя не ручаюсь!

– Но ты же только курс молодого бойца прошел. Тебя не было на боевом слаживании, ты не участвовал в боевой подготовке. К тому же мы не привлекаем к выполнению боевой задачи солдат первого года службы.

Но Женя был неумолим. Сейчас он точно знал, что ему нужно в этой жизни. В тюрьму он не хотел. А Чечня – самое то. Страшно там и трудно. Но он должен страдать, как страдает сейчас Варвара. Тяжело ей, так пусть и ему будет невыносимо тяжело.

– Придется сделать для меня исключение, – надвинулся он на комбата. – Я жену потерял, у меня крыша едет. Я сейчас могу столько дров с дуру наломать, что самому страшно! Меня сейчас только Чечня успокоить может. Или дисбат… Или пуля!

– Ну, пулю я тебе не обещаю, – из глубины раздумий изрек комбат. – А дисбат… Нет, дисбат нам тоже не нужен… Ну что ж, готовься к бесплатному путешествию по югу России, турист!.. Но учти, в особом взводе нет молодых. Так что грязь за всех выгребать придется…

– А я последний год только и делаю, что выгребаю, – усмехнулся Женя. – И ничего, до сих пор жив. Хотя и не очень тому радуюсь…

Он понял, что серьезно настроил комбата против себя. Как понял и то, что никто из командиров даже пальцем не пошевельнет, чтобы выдернуть его из-под ига дедовщины. Что ж, он уже привык полагаться только на самого себя. И не собирается менять привычки.

Капитан Чернобровский встретил в штыки зачисление нового бойца в свой взвод. Поэтому комбат выставил Женю за дверь для серьезного со взводным разговора с глазу на глаз.

Женя не мог слышать, о чем они говорили, но и без того было ясно, что лестных отзывов о нем капитан не услышал. От комбата он вышел с кислой миной на лице. Неприязненно глянул на Женю и приказал следовать за ним.

Привел его в казарму, построил взвод.

– Приказом командира части рядовой Пылеев зачислен в списки нашего взвода и вместе с нами будет выполнять боевую задачу. Прошу любить и жаловать!

Женя уловил издевку, которую взводный вложил в последнюю фразу. Да и солдаты все поняли.

– Встать в строй, рядовой! – скомандовал Чернобровский.

И тут же поспешил исчезнуть в канцелярии. Женю обступили со всех сторон.

Он невольно вспомнил школьную линейку, считай, двухгодичной давности. Тогда он вот так же оказался в окружении враждебно настроенных парней. Гулькова, Бычкова. Тогда он тоже был новичком. Но это был легкий ветерок по сравнению с тем ураганом агрессии, который мог обрушиться на Женю сейчас…

– Давно служишь? – спросил у него лопоухий паренек с веснушчатым носом.

От важности чуть не лопается. Пузо выставлено вперед, узкие плечи откинуты назад, обе руки на ремне – медная бляха ниже пояса.

– Да полгода уже, – ответил Женя.

Не так-то просто было в этой ситуации сохранять спокойствие. Но он старался.

– Уже?! Не, пацаны, вы слышали, уже полгода!

– А мы думали, что ты уже повесился, душара! – осклабился плотного телосложения парень с остроконечной головой.

Он, да и все остальные откровенно злорадствовали. Их можно было понять – все одного призыва, «духов» нет. А тут вдруг молодой к ним пожаловал. Теперь есть на ком отрываться.

– Не, он жить хочет! – ощерился долговязый тип с красной повязкой на руке. – У него мечта жизни – сортиры драить… Кстати, там сейчас не убрано… Ты что, не слышишь? Ау! – помахал он рукой перед Жениными глазами. – Давай, тряпку в руки, и пошел!

– Отставить! – пробасил рослый парень с головой в форме тыквы. На накладных погонах три лычки. Сержант. Он сумрачно посмотрел на Женю и сказал: – В наряд сегодня заступаешь, военный. В семнадцать развод. Иди, готовься… Пошли, койку твою покажу.

Сержант показал ему койку и увел взвод на занятия. Женя остался готовиться к заступлению в наряд. По уставу ему разрешалось немного поспать. Но у дежурного по взводу на этот счет имелось свое собственное мнение.

– Подготовка к наряду, рядовой, должна включать практическое занятие.

Он отвел его в сортир, показал на кабинки.

– Давай, практикуйся, воин. Чтоб все блестело!

Женя тоскливо вздохнул, но ничего не сказал. Взял ведро, тряпку и принялся за дело. Комбат ясно дал ему понять, что жизнь его в особом взводе ждет веселая. Но ведь он сознательно на это шел. А на самого себя чего роптать?

Он выдраил сортир, сам же у себя принял его уже после заступления в наряд. Накрыл в столовой ужин для взвода, после все убрал, вернулся в казарму и снова взялся за работу. После отбоя снова сортир. А потом стоял до самого утра у тумбочки. Глаз за всю ночь не сомкнул, хотя дневальному и полагался отдых.

Отдых полагался в дневное время. Но другой дневальный уже плотно сидел у него на шее. Дежурный понукал. А Женя вез на себе весь воз. Как будто так и нужно.

Самое смешное – это то, что сослуживцы назывались «дедами» с большой натяжкой. Сами каких-то три-четыре месяца назад «духами» были. Сейчас они всего лишь «черпаки». Настоящих «дедов», которым сто дней до приказа, в особый взвод не включали.

Короче, возомнили себя «черпаки» «дедами», а Женя должен был пахать за них за всех.

Вечером он сдал наряд. И тут же заступил снова. На этот раз неофициально. После отбоя определили фронт работ – все тот же сортир, умывальник и бытовая комната.

Женя молча везде убрал. И в половине третьего получил разрешение на отбой. Но в четыре часа дежурный снова его поднял. Завел в сортир.

– Плохо убрано! Давай по новой!

– Я спать хочу, – мотнул головой Женя.

От усталости он едва держался на ногах. Он мог бы, конечно, снова взяться за тряпку. Но боялся, что заснет на ходу. Утром сослуживцы проснутся, пойдут в сортир, а там он спит, уложив голову в чашу «Генуя».