Татьяна Светлова - Голая королева

Он с трудом удерживался от того, чтобы не позвонить Лине — он знал, что она дома, сегодня она никуда не собиралась отлучаться вплоть до вчера, до поездки к «мужу», — но он боялся, что его голос, исполненный через край бьющего энтузиазма, ее насторожит. Не-ет, сюрприз — так сюрприз!

В обед он слетал в парикмахерскую, сбрил бороду, привел голову в порядок, и за костюмом, в магазин.

У-у! о-ля-ля! ну-ну-ну! — на все голоса провожал его веселый хор сотрудников, пока он шел по коридору, — высокий, красивый, элегантный, счастливо улыбаясь и оставляя за собой запах дорогой туалетной воды.

… Филипп с утра прятался в подъезде соседнего дома, высматривая Алю. Миновало три часа, потом четыре. Еще час — дал себе Филипп, — и, если она не покажется, я поднимусь к ней. Иначе будет поздно — проклятый Алекс придет с работы…

Еще час.

И все будет кончено.

… Ох, как не понравилась Кису старинная легенда! Ох как не понравилось ему, что волк-оборотень похищает синеглазую, светловолосую девушку!

Но хуже всего был конец: «И стала она волчицей».

Кис не смог бы сказать точно, что именно его так напрягало в этой концовке, но в ней было что-то ужасное: в ней было насилие, в ней было жестокое изъятие девушки из мира людей и ее посвящение, как в секту, в хищники…

Но, по крайней мере, теперь он знал с точностью две вещи: что интуиция его не подвела, и Филипп действительно отирался у дома Алины, и что Филипп — теперь это ясно — намерен Алину похитить.

Впрочем, теперь Кис знал и еще одну вещь: Филипп по-настоящему безумен. И крайне опасен.

Первым делом Кис сообщил на Петровку все, что сумел узнать и понять за эти дни. И, немного успокоившись — ребята немедленно выехали в Замоскворечье, — забрел в какое-то кафе: было совершенно необходимо опрокинуть в себя чашку-другую горячего кофе, да и съесть что-нибудь не помешало бы…

Подкрепившись, Кис почувствовал себя получше и даже повеселее и, задымив, пустился в размышления.

Положим, Филипп действительно хочет похитить Алину. Он совершил ради нее три убийства и теперь убежден, что Алина должна принадлежать ему в качестве трофея в выигранной битве. И все это время, пренебрегая опасностью быть пойманным, он следит, выжидая, пока представится возможность трофеем завладеть.

Тогда — куда он делся? Он же должен быть все время на посту! А его что-то не видать… Так ловко прячется?

Или — …

Кис дернулся и грохнул металлическую пепельницу на пол. Та противно зазвенела, рассыпая пепел. Но Алексей даже не шелохнулся, додумывая мысль.

Официант не спеша подошел и, глядя с ухмылочкой на странного посетителя, поднял пепельницу и водрузил ее на место, поленившись протереть стол.

"Он просто сменил внешность. Он просто больше не носит кепи и очки.

А я, как последний дурак, высматриваю парня в кепи… Потому что молодежь носит такие вещи, как униформу, всегда и везде, не снимая и не меняя избранный стиль, в котором чувствует себя комфортно… И, если бы этот парень не был Филиппом, он бы так и продолжал маячить повсюду в кепи и черных очках. Но в том-то и дело, что это был Филипп… И именно потому-то его больше не видно: он изменил облик. А я, козел… Скажите на милость, ну можно ли быть таким идиотом?!"

Кис, прикрыв глаза, попытался представить, как мог сменить внешность Филипп. Он перебирал увиденные накануне на улице типажи, — особенно из тех, кто провожал глазами счастливую пару, — Филипп просто обязан был быть где-то поблизости! — и как бы примеривал к ним Филиппа.

Тот, в зеленой куртке, который стоял у магазина и смотрел им вслед?

— Нет, он старше.

Тот, в черном пальто, который сидел на скамейке? —Тоже нет, как ни плоха фотография Филиппа, а все же это явно не он…

Тот, в черной коже, у киоска с мороженным? — Опять мимо, он был и толще, и ниже…

Тот с бородой? Филипп загримировался под старика? — Да это что-то уж чересчур…

Ну не тот же молодой человек, которому стало плохо с сердцем? В искаженном болью лице трудно признать черты Филиппа… И, право, это совсем не Филиппа стиль — скорей Алекса, костюм-галстук… Да и «сердечник» был шатен, а Филипп — блондин…

Как же он может выглядеть, на что сменил старые джинсы, вытертый свитер, кепи и очки?

… Строго говоря, если бы Кису, к примеру, понадобилось для конспирации изменить внешность… То он бы примерно так и сделал: взял бы стиль прямо противоположный, то есть костюм-галстук!

Та-ак, приехали. Ты бредишь, милок. Ну не Филипп же это был с сердечным приступом? Тот был шатен! А Филипп — блондин. С длинными, к тому же, волосами.

… Но, строго говоря, если бы Кису понадобилось изменить для конспирации внешность… Он бы постриг и покрасил волосы!

Еще несколько мгновений, прижав руки к лицу, он вглядывался в запечатленный в памяти образ «сердечника»…

И его кулак неожиданно обрушился на стол.

Это был Филипп!!!

Когда Кис, как метеор, вылетел из кафе, ленивый официант покрутил пальцем у виска: то мужик сидел, как замороженный, ничего не видел и не слышал вокруг, а то его словно в задницу ужалили — так подскочил! «Чесс слово, вокруг одни сумасшедшие…» — пробормотал он, заметая окурки с пола.

… Оглядываясь по сторонам, Филипп выбрался из своего убежища и неспешно направился ко двору Алины. Сегодня он надел поверх костюма свой старый плащ — было холодно, но его финансы, сильно истощившиеся после покупки костюма, не позволяли купить еще и элегантный плащ, и он решил надеть старый. У Гены он прихватил потертую кожаную кепочку, очень подходившую свои потрепанным и унылым видом к мешковатому плащу, и закончил свой сегодняшний туалет приклеиванием усиков, — так он совсем неузнаваем. От этого маскарада он избавится, как только увидит Алину.

Он остановился у входа во двор и окинул его беглым взглядом.

Кажется, ничего подозрительного… Однако, сделав несколько шагов по направлению к ее подъезду, Филипп вдруг замер: в окошке подъезда на втором этаже что-то мелькнуло.

Кто-то из жильцов поднимается к себе? Но в подъезд никто не входил за последние минуты.

Кто-то из жильцов спускается? Но никто из подъезда не вышел за прошедшие секунды.

Оставалось два возможных варианта: кто-то вынес ведро в мусоропровод, если он там имеется. Или кто-то кого-то поджидает.

Филипп сделал вид, что шарит по карманам в поисках ключей, чтобы оправдать — на случай, если за ним наблюдают — свое замешательство. Найдя, он покрутил их на пальце и проследовал к совсем другому, крайнему подъезду, где, осторожно выглянув в окошко, попытался понять, точнее, почувствовать: не по его ли душу кто явился?

Чувство опасности не замедлило появиться. Филипп снова пошарил по карманам: денег было немного, десятка. Но тоже деньги.