Никита Филатов - Последняя ночь майора Виноградова

Владимир Александрович был человеком, конечно, эмоциональным. Но не настолько, чтоб уподобиться героям немых комедий, которые в момент озарения начинают лупить себя ладонью по лбу, скрежетать зубами и рвать на груди тельняшку. Тем более когда это происходит посреди Невского проспекта, при мигающем сигнале светофора.

Виноградов, как положено, закончил переход, оглядел себя в витрину бывшего «Сайгона» и грязно выругался, нарушая тем самым статью административного кодекса, относящую к мелкому хулиганству и «безадресное, механическое произнесение нецензурных слов и выражений».

Обязан же был догадаться! Лопух… И потом, когда мужик после отчаянных запирательств и клятв, что не брал он ничего от Тихонина, что видел его пару раз, мельком, но никаких разговоров на тему денег не вел… Но когда, использовав все средства — от банальных угроз до вполне прозаичного шантажа, от апелляций к логике и благоразумию до намеков на возможный компромисс, — Виноградов заорал наконец про грядущую очную ставку, на которой все выяснится про ту встречу тринадцатого февраля…

Вот тут-то бедняга и сломался — окончательно и бесповоротно:

«— Хорошо… Насчет той истории я готов признаться.

— Под запись?

— Как будет угодно. Но могу я быть уверен, что сегодняшняя… неприятная ситуация… нигде и никогда…

— Вот ваши документы. Лежат на столе, задержание не фиксировалось. Как договоримся. Даже видеосъемку сделаем на отдельную кассету, без привязки к месту.

— Придется положиться на вашу порядочность.

— Теперь насчет денег…»

Господи, какое мерзкое понимание засветилось тогда в его глазах:

«— Я должен вам денег заплатить? Что же вы сразу не сказали?! Сколько?

— Не мне. Тем, у кого брали.

— Ах, бросьте! Допустим… Говорите, тридцать тысяч?

— Разве нет?

— Допустим…

— Вы ведь эту сумму должны?

— Многовато. Хотя, конечно… Оригинально задумано. И выполнено блестяще! Поздравляю! Передайте тем, кто вас послал, я согласен. Готов заплатить.

— Звать оператора?

— Зачем? Я же согласен!

— На всякий случай.

— Страхуетесь? Что же, логично. Зовите! Да, вот еще… Там валюта в конверте — ее ведь тоже не фиксировали?

— Да.

— Вы ее заберете?

— Не знаю…

— Бросьте! Знаю ведь, что заберете. Только уговор — не себе, ладно? Пусть это пойдет в зачет долга!

— Как хотите. Я, собственно, не планировал, но… Вася! Иди сюда, Михалков ты наш, Кончаловский… Кино надо снять.

— А штаны? Одеться позвольте?

— Естественно! Кто же раньше не давал? Хотя вот уже товарищ оператор подошел… Да ладно, не волнуйтесь! Он только до пояса захватит».

«Да он же меня просто за шантажиста принял, — подумал Виноградов. — И решил заплатить… А почему? Ага! Ни центика он больше не отдаст. И запись эту долбаную можно спокойно свернуть в трубочку и засунуть себе в… короче, куда угодно можно эту запись засунуть — только показывать ее никому нельзя!»

Владимир Александрович метнулся к ближайшему телефону-автомату, рванул трубку. Не работает! Почти побежал обратно, через дорогу, отчаянно лавируя во встречном людском потоке.

Город реагировал на его суету с корректным петербургским равнодушием — только пьяная нищенка в дождевике да меланхоличный постовой на углу знаменитых проспектов ненадолго удержали Владимира Александровича в поле зрения.

Еще три телефона рядком — новомодные, полукнопочные… И естественно, без признаков жизни!

Наконец очередная трубка отозвалась приветливым гудением. Нервно, дважды сбиваясь и нажимая на рычаг отбоя, Виноградов набрал нужный номер: занято! Еще раз — опять занято!

— Мать их всех… Что делать-то?

К остановке привалился редкий в этот час троллейбус.

— Молодой человек, вы что, заснули? Заходить будете?

Незаметно для себя оказавшись в толпе жаждущих стать пассажирами, Владимир Александрович вмялся в пропахшую потом и слякотью утробу.

— Пробейте, пожалуйста!

— Выходите?

— Я сел только что.

— Пешком надо ходить в вашем-то возрасте…

— Выпущу я вас, не волнуйтесь!

Троллейбус тащился нехотя — усталый, разочарованный, со стоном открывая на остановках двери и тыкаясь в светофоры.

— Давай же, блин! — Последние метры до банка Виноградов преодолел строевой рысью. — Тихонин с Чайкиным здесь?

— Минут десять как уехали, — навешивая обратно цепочку, охранник чихнул и извинился. — Попрощались до завтра. А что?

— Значит, опять без работы?

— Да оба мы друг без друга остались: я без нее, она без меня. Накрылось представительство.

— Не жалеешь?

— Какой смысл? Красивое название — «Золотая плотина»! И все, ничего больше. Обидно, конечно, в профессиональном плане, только разворачиваться начал…

— Не переживай! Постой минуточку. — Собеседник Виноградова исчез в заполнившей все пространство до стойки мужской толчее и вскоре вернулся: — По последней?

— Давай. Чтоб не мешать…

Сегодня решили ограничиться пивом — по причинам, конечно, не финансовым, а скорее исходя из тревоги за собственное здоровье: водка в заведении была явно подвально-подпольного производства, коньяк источал аромат пригорелых покрышек, а до синтетических польских ликеров приятели не опускались даже в худшие периоды жизни…

Вообще, подвальчик был сугубо пролетарским — низкие цены, стаканы, среди которых могли, если повезет, попасться и относительно чистые, распластанные по вчерашним бутербродам трупы килек. Густая смесь матерщины и табачного дыма, половой — вечно пьяный и с явственным криминальным прошлым.

Туалет отсутствовал — желающие справляли нужду прямо в Фонтанку, что, впрочем, даже здесь считалось верхом экстравагантности, или, если сил не хватало даже на то, чтобы преодолеть дюжину метров до гранитного спуска, пристраивались прямо в прилегающей подворотне. Редкая интеллигенция отправлялась, в зависимости от политической и национальной ориентации, налево, в туалет патриотического театра, или направо, в Дом дружбы с зарубежными странами.

Как и во всех подобных заведениях, в шалманчике царил дух братства и суровой мужской приязни, изредка нарушавшийся недолгими и не слишком кровавыми драками.

— Это наша забытая молодость, Саныч, — объяснял Виноградову свое пристрастие к заведению собеседник. — Это, наверное, последний осколок России ерофеевской, довлатовской. Когда еще пивные бары были не на валюту — а для всех! Когда на ходу рюмочку да кусочек хлебца с рыбкой… И милиционеры без дубинок.

— Плоть ты от плоти народной! Припадаешь, значит, к истокам?

— Напрасно подкалываешь, Саныч! Я здесь душой отдыхаю, понял? Тут все по-честному…

Да уж, где виноградовский собеседник обитает постоянно — не расслабишься, не отдохнешь. Сожрут — и косточки не выплюнут! А здесь и в душу к тебе никто не полезет, и выворачиваться наизнанку мешать не будут. Ножом пырнут, но зла держать не станут.