Виктор Галданов - Аптечное дело

— Не знаю.

— Он сам себе готовит?

— Папу нельзя беспокоить подобными проблемами. У нас работала одна девушка, но она вышла замуж и ушла. Она живет поблизости, я попросила ее готовить папе еду и убирать дом в мое отсутствие.

Потом мы зашли в кабинет, заваленный массой старых книг. На мой взгляд, комната носила явные следы поспешного и беспорядочного обыска. В кабинете стояли два письменных стола и конторка, погребенная под грудой газет. Пожалуй, газеты были главной мебелью в кабинете Константина Табакова. На постороннего человека все вокруг производило впечатление полного беспорядка.

Я выдвинул наугад один из ящиков письменного стола — может быть, содержимое ящика находилось в полном порядке, а может быть и нет… Я подошел к конторке. Груда газетного хлама не привлекла моего особого внимания.

— Ну и какое впечатление это все на вас производит? — спросил я у девушки.

— Все как всегда.

— Вы все время живете в подобной обстановке? Ничего не выглядит необычно?

Она заглянула в выдвинутый ящик письменного стола, вынула какие-то бумаги, пошарила на конторке. Вид у нее был совершенно беспомощный.

— Трудно сказать. Папа так неаккуратен…

Я тоже посмотрел на конторку. Я не знал привычек и наклонностей ее отца, но я знал, что посторонний человек мог бы пять раз перерыть все его вещи и это не стало бы заметным.

Но что именно можно было бы здесь искать? Вряд ли старикан держал описание своей секретной технологии в ящиках стола или среди ненужных бумаг на конторке. Я чувствовал, что никак не могу связать воедино нити этой истории.

— Пойдем дальше, — сказал я кратко.

Мы поднялись наверх и осмотрели спальные комнаты.

Комната старика. Комната девушки. Ванная. Туалет. Все выглядело обычно. Дом содержался в порядке, все было на местах или валялось где ни попадя, что тоже считалось нормальным.

— Вашего отца здесь нет, — сказал я. — Следов крови тоже нигде нет, нет разбитых окон, нет мертвых тел. Он вышел из дому и оставил свет включенным. Почему бы и нет?

Я не знал, то ли пытаюсь утешить девушку, то ли спорю сам с собой. Я прекрасно понимал, что можно похитить человека, оставив его дом в полном порядке. Просто заявляешься к нему на хаус, приставляешь волыню к ребрам и говоришь: «Пойдем-ка, братан, прогуляемся». В девяти случаях из десяти это звучит довольно убедительно.

— Есть еще лаборатория, — неожиданно тонким голоском сказана Вероника.

— Почему вы мне сразу не показали ее?

Девушка вывела меня из дома и узкой тропинкой повела к лаборатории. Тропинка вилась среди высоких, стройных деревьев, макушки которых терялись в темноте.

Ни из дома, ни с подъездной дороги лабораторию не было видно. Она возникла перед нами совершенно неожиданно. Это было белое длинное сооружение, похожее на теплицу. В темноте слабо поблескивали окна. Девушка подвела меня к двери, и мы оказались в небольшом холле Через полуоткрытую дверь были видны кафельные стены.

Лабораторию освещала одна-единственная лампа. Яркий свет отражался в стеклянных пробирках и ретортах, на длинных полках стояли бутылочки с ярлыками, там же лежали куски необозначенного вещества. В лаборатории никого не было. Тишина. Порядок.

— Здесь тоже все как обычно?

— Да.

Я осмотрел помещение, не понимая, что здесь к чему. Чтобы осмотр был эффективным, очевидно, нужно самому быть химиком. Но я не был химиком, если не считать кратковременного пребывания «на химии». Интересно, неужели менты так хорошо во всем разбираются, что сразу обнаруживают малейшие несостыковки на любом месте происшествия? В детективных романах так оно обычно бывает.

— Здесь можно делать инсулин? — спросил я.

— Конечно.

В моем голосе, очевидно, прозвучало сомнение, потому что Вероника сказала:

— Я могу доказать вам это прямо сейчас.

Пожалуй, в этом не было особой необходимости, зато представилась возможность потянуть время.

— Покажите.

Вероника принесла несколько бутылочек, некоторые без ярлычков. Потом отмерила необходимые компоненты и полученные смеси перенесла на специальный столик, где стояли все необходимые для реакции приспособления.

Насыпала порошка из старой кофейной банки в стеклянную посудину, разожгла под ней горелку и стала добавлять туда какую-то жидкость. Она выглядела совершенно обычно и делала все так же естественно, как будто на кухне пекла блины.

Я присел на скамейку и внимательно следил за ее движениями. Мне не надо было притворяться, что я хоть что-то понимаю в происходящем: я ни в зуб ногой не знал химию, как, впрочем, и ряд других ей подобных предметов. Я лишь молча наблюдал за движущейся, бурлящей и изменяющей цвет жидкостью. После всех преобразований мутная суспензия превращалась в ту самую прозрачную жидкость, которую Вероника показывала мне в Москве.

— Выглядит замечательно, но производство, по-моему, несколько сложнее, чем то, о чем вы говорили.

Вероника последовательно останавливала устройство и выключала горелки.

— Это легко для промышленного производства, но папин инсулин можно вырабатывать и на маленьком предприятии, даже сельская аптека могла бы делать его в своей подсобке.

— Но даже самые маленькие предприятия стоят уйму денег. Ваш отец хочет, чтобы комиссия по здравоохранению взяла расходы на себя, или он достаточно богат, чтобы финансировать строительство завода?

— Нет, мы не настолько богаты. Но если бы правительство выразило заинтересованность и предоставило нам кредит, привлечь частный капитал не составило бы труда. От инвесторов не было бы отбоя. — Вероника устало улыбнулась. — Как жаль, что я вас так поздно встретила! Вы смогли бы приобрести акции на общих основаниях с учредителями и сделать целое состояние.

— О, я очень хорошо представляю себя на собрании правления!

И вновь мы посмотрели друг на друга. В ее глазах появился страх, а у меня пропало желание смеяться.

— Что же случилось? — спросила Вероника.

Я поднялся и затоптал окурок.

— Вернемся в дом, — резко бросил я.

Мы вышли, погасив свет и закрыв за собой дверь. Пока мы проходили под аркой из сплетавшихся крон деревьев, Вероника взяла меня под руку, а я мягко поддерживал ее. Мозг мой продолжал напряженно работать.

— Вы заперли дверь, когда уходили из дома? — спросил я.

— У меня нет ключа.

— Как же вы тогда смогли войти в дом?

— Я просто вошла. Дверь не была заперта.

— Она всегда открыта?

— Почти. Папа не любит возиться с ключами. Он постоянно их теряет. Да и от кого нам запираться? В доме нет ничего ценного для воров, да и кому здесь ходить в поисках наживы?

— Вы рассказывали, что в лаборатории происходили разные неприятные происшествия.