Виктор Галданов - Банка для пауков

— Еще дрыгнешься, и схлопочешь двух пчелок в печенку.

— Я на работе, — объяснил он. — Охраняю вот его.

— Мы — тоже на работе, — негромко пояснили ему. — Охраняешь — и охраняй. Но зачем же мешать человеку выигрывать? Тем более, что ему как раз масть пошла.

Увидев, что Тенгиз потянулся за очередным подносиком, Валико подошел к нему и, схватив за плечи, встряхнул и, приподняв, заорал ему в саморе ухо:

— Слушай! Уходим отсюда быстро-да! Ты что, не видишь, что тебя тут как лоха на живца ловят?

— Слушай, ты! — в ответ заорал Тенгиз. — Исчезни отсюда, ты понял? Исчезни на хрен, в бога душу твою мать…

С каким удовольствием Валико вышел бы сейчас из зала, сел бы в машину и укатил к себе на Каширку, забрел бы на кухню, прилег бы на заветный свой топчанчик и задал храпака. До какой степени надоело ему быть нянькой у этого великовозрастного дитяти… Еще несколько раз подходил к Тенгизу метрдотель с полным подносом фишек, и всякий раз Тенгиз подписывал очередной счет и с считанные минуты спускал всю горку фишек. Наконец, когда в десятом часу последняя фишка оказалась сграбастанной алчной лопаточкой крупье, какой-то лощеный тип в белом смокинге склонился над его ухом и сообщил, что Тенгиза приглашает к себе главный менеджер казино.

С чувством невероятной опустошенности в душе, словно с большого похмелья, молодой человек поднялся и сначала велел было Валико проводить девушку в машину и отвезти домой. Но Люда крепко ухватилась за его локоть и сказала, что не отойдет от него ни на шаг. Валико осталось только последовать за ними.

Рамиз Годжаев, верный выкормыш Мирзы, при виде их встал, крепко пожал руку Тенгизу и предложил сесть. Тенгиз отказался.

— Скажи, что хотел, и я поеду, — заявил он. — Я тороплюсь.

— Вай, аллах, это секундное дело! — сказал Рамиз. — Просто ты задолжал нашему казино сто тридцать девять тысяч долларов…

— Сколько? — спросил Тенгиз, не веря своим ушам.

— И двенадцать тысяч ресторану. Круглым счетом — полторы сотни косарей, чтоб не мелочиться.

— Но ведь Мирза-ага…

— Мирза-ага дал тебе возможность выиграть деньги и расплатиться за обед. Мы не виноваты, что ты этой возможностью не воспользовался.

В это мгновение на столе у него заверещала трубка. Рамиз раскрыл ее, послушал и передал Тенгизу.

— С вами хочет поговорить Мирза-даи.

— Тенгиз, сынок, здравствуй! — приветливым тоном заговорил Мирза. — Анекдот хочешь свежий? В Тбилиси один грузин у другого спрашивает: «Слушай, кацо, вчера суд был, судили армянина с азербайджанцем. Чем закончилось, знаешь? — Чем? — Нашему прокурору пять лет дали…»

— Хороший анекдот, — ответил Тенгиз. — Это из тех анекдотов, что нашли в пирамиде у египетской мумии. Там был список древнейших анекдотов. В этом списке твой был вторым.

— Ну, куда уж нам за тобой угнаться! Ладно, парень, я без твоих денег как-нибудь обойдусь. Просто напиши сейчас расписку и езжай домой. А я попрошу своих ограшей тебя не задерживать. Дай трубку Рамизу.

Рамиз выслушал пожелание хозяина и достал бумагу и авторучку.

Тенгиз со вздохом сел и стал писать…

Презентация нового альбома «Саши-энд-Леши» была назначена на 9 вечера в клубе «Трипль-Сек», что на «Добрынинке», и Моисей Лазаревич постарался быть там загодя, чтобы проверить, как все подготвлено к приему журналистов. Дуэт двух жизнерадостных фальцетящих педерастов был для него проектом года, поскольку в их раскрутку было вложено почти полмиллиона долларов. И лишь малая толика этих денег пошла на родных кровососов с телевидения и радиостанций. По настоящему хлебным обещало стать турне по всем ведущим гей-клубам Европы и Америки, концерт на гей-фестивале в Кельне и выпуск совместного диска с кем-нибудь из ведущих гей-звезд. Подбивались клинья к Бою Джорджу.

При виде него официанты забегали резвее: не каждый день хозяин самолично заявлялся в клуб.

С восьми вечера гостей разогревали попсовики «Пурпурные» и команда стриптизерок. К десяти подвалила основная толпа народу, журналисты ведущих столичных газет и элитных журналов и две бригады телевизионщиков, одна из которых все готовила к прямому эфиру. Одна эта презентация обошлась почти в сто тысяч долларов.

Обнаружив, что на презентацию неожиданно, как мухи на свежее дерьмо слетелись все педерасты и трансвеститы города, Фраэрман поморщился. Напрасно он вообще сюда пришел. Того и гляди его и самого примут за такого… В глазах братвы это будет непростительным уроном для престижа блатного мира. Дикость, конечно, ведь он лично знал немало жестких, крутых и донельзя криминализованных людей из числа гомосексуалистов, однако, пока будешь объяснять им разницу между геем по убеждениям и лагерным «петушком» из числа насильно опущенных, тебя и самого опустить могут.

Моисей Лазаревич неохотно общался с прессой, не желая признавать за собой продюсерства этой знойной парочки, которые выступали в нарядах унисекс, более женских, чем мужских, в распашонках, просторных шелковых брюках, больше похожих на платья, и большущих лиловых шляпах. Они пели уже второй свой хит «Девочка А-Ха Я Не Твой», в отношении которого их администратору пришлось давать официальное разъяснение прессе (он уверял, что показанный в клипе поцелуй взасос между мужчинами еще не является признаком гомосексуализма и в пример приводил знаменитые брежневские поцелуи), когда Мося увидел пробивающегося к нему сквозь толпу Тенгиза. Он тянул за собой девицу, которая давеча была с ним на кладбище. Позади мрачной тенью маячил Валико, с некоторых пор ставший неразлучным с Тенгизом.

При мелькании зайчиков от зеркального шара, подвешенного под потолком и мигании огней цветомузыки девушка с короткой стрижкой, одетая в короткое декольтированное платьице, казалась школьницей, почти ребенком. Сходство лишь усиливалось, если обратить внимание на ее небольшие, еще совершенно не отвисающие груди. И эти трогательные косточки на ее грудине, худенькая шейка… И такой взгляд… Где это он читал название «Девушка с голодными глазами»?

— Познакомьтесь, дядя Мося, — сказал Тенгиз. — Это Люда — девушка моей мечты.

— Мне очень, очень приятно, — заулыбался Моисей Лазаревич, протянул девушке руку, взял ее ладошку и поцеловал пальчики.

Она смотрела на него снизу вверх, как на сфинкса и улыбалась своими пухлыми губками. «Ну и губки, прямо бутончики», — отметил он. — Хотя… у всех у вас губки, и ножки, и пальчики, а как узнаешь поближе — остается одна голодная вагина, в которую кидай не кидай деньги, золото, брюлики — все канет как в бездну».

— Ее зовут Люда. А это старинный друг нашей семьи, друг папы — дядя Моисей…

— Зовите меня просто Мошэ, — с улыбкой сказал Фраэрман. — Ну, отдыхайте, веселитесь. Вам нравится здесь?