Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

И уж он-то никогда не ездил бы в таких длинных черных лимузинах в сопровождении такого количества вооруженных балбесов. Нет, он раскатывал бы по городу в красном сигарообразном «альфа-ромео», в спортивном костюме и лыжной шапочке с помпоном. Сколько он себя помнил, Берзиньш любил перемены. Командировки, пикники, новые обои, новые женщины, новые рестораны – все это было в той, другой жизни. Та жизнь была создана такими, как он, для таких же, как он. Простой трудовой народ в этой жизни тоже присутствовал, но в основном в качестве фона, этакой бурлящей приветственными красными флагами массы, дружно аплодирующей тем, кто стоял на трибунах. Но когда в мире начались настоящие перемены, выяснилось, что по натуре Берзиньш глубокий консерватор. Но его мнения никто не спрашивал, а когда спросили, то вопросы оказались настолько неудобными и каверзными, что Берзиньшу пришлось в спешном порядке покинуть родную Латвию, которая наконец-то стала свободной, но не для него. Для него она грозила стать тюрьмой – на очень и очень долгие годы.

Хотя, в общем-то он и здесь неплохо устроился. Он всегда как-то устраивался. Однако ежеутренне встречать этого надменного типа в карденовском костюме с иголочки, принимать от него шляпу, в которую он однообразными движениями бросает белые перчатки, терпеть его шуточки и…

Ровно в девять часов утра вице-премьер по вопросам финансов и экономики Игорь Корсовский был на рабочем месте. Берзиньш принял от него шляпу и перчатки, повесил в уголок и проводил его в кабинет.

– Утренняя почта, – произнес он спустя десять минут, стоя в дверях, в которые предварительно почтительно трижды стукнул костяшками пальцев. Совершенно бессмысленный обряд, который он наблюдает в этих стенах уже почти девять месяцев. И каждое утро хозяин кабинета поднимает нос от страниц свежего «Коммерсанта» и произносит одну и ту же фразу:

– Тащи ее, подлую, сюда!

– Та-та! – сигналили легковушки, «жигулята», «опели» и «тойоты». – Ту-ру-ру! – подхватывала двадцатиметровая фура-рефрижератор с надписью «Шмитц» через весь прицеп. – Уууу-ау! – осаживала их сирена гаишного белоснежного красавца «форда», выползшего на обочину. Гаишники сложа руки стояли поодаль, индифферентно разглядывая пробку, растянувшуюся по Садовому кольцу.

Маришка с увлечением корчила рожицы афганской борзой, которая встревоженно глазела на нее из окна соседского «фиата». Вовка тараторил вовсю, что-то о том, что он поспорил, что быстрее: «ламборджини» или машины «Формулы-1». Барский же, скрипя зубами, продумывал маневр, который позволит ему юркнуть влево и попытаться, повиляв среди двориков, проскочить к маришкиному детскому садику.

– А я и говорю, пап, ведь на плакате у «ламборджини» триста написано. Чего триста?

– Да подожди ты! – заорал Барский водителю фуры. – Осади назад! – и принялся выкручивать руль.

В этот момент мимо промчалась угольно-черная приземистая сигарообразная машина с затемненными стеклами. И бампер «шестерки» оказался как раз на ее пути.

– Ой, «ламборджини», – изумился Вовка.

– Да ну, хватит тебе, обычный «понтиак», – раздраженно бросил Барский, открывая дверцу и выглядывая из машины.

Хотя он прекрасно сознавал, что «понтиак»-то «понтиак», да не совсем обычный, а прошлогоднего выпуска, номерной, таких и в Европе не так уж много бегает. Да и стоит такая тачка тысяч восемьcот, не меньше, не включая растаможку, если, конечно, не угонная.

Из машины вышли двое (ну и рожи, подумал он, без скандала не обойтись) в одинаковых рыжих кашемировых пальто и белых шарфах, убийственными взглядами поглядели на «шестерку», затем уставились на длинную полосу, прочерченную ее резиновым бампером.

Барский вышел из машины.

– Мужики, кто же так ездит, – сказал он. – Вы мне чуть бампер не своротили.

– Ах ты, сука! – изумился стриженый молодой человек с бычьей шеей. – Да я сейчас этот бампер тебе знаешь куда засуну?

– Только не при детях, ребята.

– Да я счас твой х… бантиком завяжу, чтоб не мог больше ублюдков своих строгать! – рявкнул тот, что повыше, и ухватив Барского за шиворот, занес кулак. Второй умудрился весьма чувствительно ударить Валерия по ребрам.

В том моментально проснулась Работа. В конце концов он мог быть прав или не прав в этом ДТП, мог быть сильнее или слабее своих противников, но сейчас они осмелились поднять руку на работника Системы, которую никто еще не смог сокрушить. К ним уже направлялись гаишники, предвидя хороший куш, высунулись из окон стоящие в пробке водители, и перед глазами общественности и органов правопорядка Валерий не мог ударить в грязь лицом.

Жестом, отработанным в сотнях спаррингов, он перехватил несущийся к нему кулак и выкрутил его за спину громиле. Следующим был удар по затылку кулаком. Этот удар отозвался ответным ударом – лба противника о ребро крыши «понтиака». «Лоб» соскользнул, оставив на поверхности ощутимую вмятину.

Тем временем первый, который попался Барскому под левую ногу, стал разгибаться и полез во внутренний карман пальто.

Без лишних слов, не отпуская заломленной руки второго, Валерий выхватил из подмышечной кобуры пистолет и приставил его ко лбу первого.

– Стой, стой, падла! – закричали ему со стороны.

В это время из стоявшего неподалеку джипа «паджеро» выскочили три человека с пистолетами и помповыми ружьями, направленными на него. Затем открылась и задняя дверца черного «понтиака» и из нее с трудом вылез бородатый мужчина цыганского вида, лет под шестьдесят, с буйно курчавой головой. Одет он был в алую рубашку, на плечи была наброшена волчья шуба.

– Ша, мазурики! – рявкнул он на своих. Потом, переведя взгляд на Барского спросил: – Ты откель такой будешь сам, паря?

– Пскопские мы, – буркнул тот сквозь зубы.

– А-а-а… – протянул мужчина. – А мы вот, муромовские. Приехали Москву-матушку поглядеть, себя показать.

– Да, – с чувством сказал Барский. – Таких в Москве оч-чень не хватает.

– Будем знакомы. – тот протянул руку. – Заботой меня кличут. Слыхал такого Илью Заботина? Да отпусти ты козлов этих. Ни хрена вести себя не умеют. Где ты так драться-то выучился?

– На работе.

Подоспевшие гаишники, глянув на его документы, схватились за рации.

– Так ты грушник! – присвистнул Забота, заглянув через плечо гаишника. – Ну ладно. Ша, мужики, трезвонить, базара нет. Не хер было правила нарушать, морда козлиная! – Он вдруг с силой ударил своего водителя ногой по голени. Тот согнулся от боли. – А ты, мужик, – сказал он Барскому, – оченно мне пондравился. На, держи картёнку. – Он небрежно сунул в руку Валерию золоченую визитку с голограммой. – И не потому только, что морды чистить могёшь, но и держать себя умеешь сурьёзно.