Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

Но наконец двери открылись. Со вздохом облегчения, так как ноги у нее превратились в ледышки, Лена перешла дорогу и вошла внутрь почтамта, замечая при этом расположение его окошек: направо – посылки, переводы и пенсионные выплаты – в центре, слева – марки и письма. Она купила конверт с марками и, отойдя в сторону к столику, вынула блокнот и начала сочинять длинное и совсем ненужное письмо к подруге. Выбранная позиция позволяла ей наблюдать за дверью.

Но, что бы Барский ни говорил ей, человек, за которым она должна была следить, казалось, вовсе не спешил. На почте царила повседневная сонная вечерняя суета: гости с Кавказа дожидались переговоров, какой-то командировочный носился с листком бумаги от окошка к окошку, умоляя отправить факс, но ему терпеливо объясняли, что факс на почтамте работает только с восьми до шести и ни минутой дольше; кто-то лаялся из-за чересчур громоздкой посылки. Лишь один человек вызвал у нее подозрение, и Лена какое-то время следила за ним. Высокий встревоженный мужчина, он что-то гневно бормотал себе под нос. Затем он двинулся к окошечку, заплатил за телефонные переговоры и удалился, все еще что-то бормоча.

Простояв полчаса у стойки, Лена написала уже два письма, и служащий за одним из окошек начал с любопытством поглядывать на нее. Она не обращала на него внимания и, вырвав из блокнота еще листок, начала третье:

«Дорогая Лида!

Кажется, прошла уже целая вечность, как я не получала от тебя ни строчки и надеюсь, что все…» – Она резко остановилась посреди фразы и уставилась на дверь.

Может быть, именно этот человек был им нужен? Перед ней медленно ковылял мужчина, и она сосредоточилась, вспоминая описание, которое дал ей Барский: «Несомненно, интеллигент-компьютерщик, возможно, мужчина, может быть больным, пожилым, нервозным или дрожащим».

Да, это был мужчина в возрасте под пятьдесят. Она почти не видела его лица, скрытого надвинутой фетровой шляпой и снизу замотанного толстым коричневым шарфом. Явно не богат, во всяком случае, не следит за собой. Но медлительность движений и одеревенелая походка говорили о возрасте, а сгорбленное тело намекало на болезнь. Далеко не новый плащ, делал его похожим на обычного нищего… Но нет, плащ удлиненный, длинный шарф два раза обмотан вокруг шеи, шляпа с несколько широковатыми полями заломлена несколько набекрень – шарм пятидесятых годов, все признаки престарелого стиляги-недоинтеллигента.

Но пока еще рано было праздновать победу. Всего лишь мужик в рванье, может, обычный бомж, или даже «бич» (что по остроумной народной аббревиатуре означает «бывший интеллигентный человек») забрел на почту. В Москве могли ютиться тысячи и миллионы таких стариков. И все же, когда он проходил мимо нее, она, казалось, почувствовала вокруг него какую-то особую атмосферу, странную ауру, столь же сильную, как физический запах. У нее возникло такое чувство, как у библиофила, склонившегося над старым фолиантом, который он никогда не видел в каталогах, а некий внутренний голос, шепчет ему с пожелтевших страниц: «Купи меня».

Она была почти уверена, что ее первое предчувствие правильно, и это как раз тот человек, который был нужен Барскому. В конце концов у них был специальный курс по развитию интуиции. Она по нему получила пятерку. «Диагностика кармы», «сверхчувственное восприятие», «предчувствие», «предвидение» – все это было романтическими понятиями лишь для простолюдинов, да в миру служили обогащению нескольких тысяч шарлатанов. Для выпускников же Высшей школы Конторы это были одни из множества спецпредметов, наряду с шифровальным делом, рукопашным боем, криминалистикой, иностранными языками, радиосвязью… На холодрыге шестое чувство работало слабовато (Лена жалела, что не надела теплые колготки под брюки), однако оно безошибочно подсказало, что прошедший мимо нее человек – само олицетворение горести, отчаяния, неудачи. Он нес на себе отчетливый отпечаток родового проклятия. Не только он сам, но и все мужчины в его роду на протяжении последних десяти поколений были неудачниками, портили жизнь себе и своим бабам, жили плохо, хоть и недолго, постоянно болели, вечно ютились в нищете. Аура вокруг него была (Лена оглянулась и моментально сощурилась) желтовато-горчичного цвета, какая-то бледная немочь, такая аура, лишь коснувшись любой другой, уже плохо на нее влияет. По лицу видно, что явный Стрелец и Тигр (знаки друг для друга губительные…)

Неожиданно старик обернулся и поглядел на нее (Лена похолодела и не стала отворачиваться). Взгляд его бесцветных водянистых глаз был пристальным и безгранично злобным. И самое страшное – от него исходил беспросветный, ничем не согреваемый холод. Человек этот по сути своей был давно мертв. Единственное, что согревало его в этой жизни, была ненависть. Исчезни объект ее – и он умрет, потеряв стимул к дальнейшей жизни.

Между тем мужчина отвернулся и прошелся по залу, поглядывая то на одного, то на другого. Сделав круг, он вернулся и вновь поглядел на то место, где стояла Лена, но она уже переместилась и наблюдала за своим объектом в отражении витрины. Так, он пошел на выход.

Лена вышла на улицу из другой двери и подошла к краю тротуара. Сейчас он ее засечет. Тут спрятаться негде. Задание можно считать проваленным. Останется лишь издали преследовать его, а переулочков в Москве много.

– Ну ты, лахудра, хули ты тут пасешься? – окликнула ее прогуливавшаяся мимо девица.

– Уё отседова, желторотая, пока Витос не подошёл, – предупредила Лену её подруга. – Мало не будет.

– Девочки, я же просто такси ловлю, – попыталась оправдаться Лена.

– Да не звезди ты, сучонка! – отрезала первая. – Ты уже с полчаса тут ошиваешься. На почтамте клиентов поискала и теперь снова на панель вышла. А ну конай на вокзал, срань ты болотная!

Неожиданно возле нее лихо притормозил джип «исузу-трупер».

– Ба, робяты! – раздался изумленный голос из джипа. – Я вроде бы всех своих тёлок наперечет знаю, а эта, блин, новенькая.

– Вот и повенчаем, – отозвался его сосед за рулем, – а то думали, кого сегодня на субботник возьмем.

– Извините, ребята, вы меня не за ту приняли, – отрезала Лена, отворачиваясь, но тут же она краем глаза увидела выходящего из дверей почтамта старого хрыча. Стоя на освещенном месте, он с интересом наблюдал за происходящей сценкой и раскуривал сигарету.

– Ну-ну, не ссы, профура, – похожий на борова в кожаном плаще Витос сгреб ее обеими руками и буквально зашвырнул на заднее сиденье. – Мы тебя бить не будем, наоборот, накормим тебя во все дырки – довольна будешь. Сиди и не пикай.

На заднем сиденье Лена оказалась между двумя амбалами в кожаных куртках. Она попыталась сопротивляться, но тут же ей справа приставили к горлу остро отточенный нож и негромкий голос произнес: