Виктор Галданов - «Джамп» значит «Прыгай!»

– Ну-ну, не отнекивайтесь, вы преследовали меня, – продолжал он. – Я видел вас на почтамте и пошел сюда, чтобы убедиться в этом. К тому же я в достаточной мере готов к беседе. Ваш наниматель вполне разумный человек, но, видимо, я не в полной мере его оценил. Вначале я думал, что он решил пойти на разумный компромисс и удовлетворить мои скромные материальные запросы. Отличная идея, мы можем перестать играть в прятки. Мне хотелось бы подержать вашего шефа в подвешенном состоянии еще некоторое время, но теперь это уже не имеет значения… Нет, уже не имеет.

Улыбка стала шире, как и более явной стала открывающаяся за ней злоба.

– Сколько же вам заплатили, хотел бы я знать? Сколько можно получить за то, чтобы оказать помощь такому великому человеку? Он обещал вам тысячу долларов? Пять? Десять? Глупости, деточка, вы можете потребовать в десятки, сотни раз больше. У вас же есть такие выдающиеся, несвойственные ему достоинства, как молодость, красота, волосы натуральной блондинки. Больше того, в вас сохранились понятия о чести, совести, порядочности, давно неведомые вашему господину. Ну что же я принимаю все это от него как первый взнос…

И в тот же самый момент его лицо начало приближаться к ней. Все ближе и ближе, ее обдало зловонное дыхание, и сухие скорюченные пальцы подняли ее подбородок. И, глядя в эти безумные глаза, Лена уже ясно осознала, что сейчас произойдет, так же, как и то, что она не ничего не сможет с этим сделать: ни бороться, ни убежать, ни позвать на помощь. Ее честь и оскорбленное достоинство женщины ничего здесь не значили, значило только Дело, а посмей она лишь вскрикнуть – и все будет кончено.

– Ну, а теперь ты заплатишь мне, милочка, – проскрипел старик. – Тебе надо сообщить своему хозяину, что ты хорошенько заплатила за информацию, которой он так домогался.

Теперь рука его была на плече, но она не сопротивлялась, даже не пыталась сопротивляться, хотя все было, как конец света. Пока рука сжималась, она просто тихо и пассивно стояла, а его лицо коснулось ее, медленно, но настойчиво серый, крысиный рот нашел ее губы.

Она застонала и вяло попыталась отстраниться, но неожиданно сильная крысиная лапа сжала ее челюсти, и скрипучий голос прокаркал:

– А теперь ты, милочка, надеюсь не заставишь меня грозить тебе пистолетом?

Она и так его видела у своего лица, газовый 8-миллиметровый «вальтер», переделанный под стрельбу малокалиберными патронами. Очень слабая собачка. Чуть пошевелишь пальцем, и маленькая злобная пулька вырвется из ствола и разрушит хрупкую костную перегородку ее виска.

– Но все равно, какое это имеет значение, если ты и без того решила доставить удовольствие бедному старичку?

Он расстегнул брюки и полез рукой в ширинку, ствол пистолета с силой уперся в ее висок.

«Хорошая разведчица, – поучала их незабвенная Клара Соломоновна, – должна уметь во время полового акта шифровать донесение, и мужчина даже не догадается, что она может думать о чем-то ином, кроме как о получаемом от него наслаждении. Запомните, милые мои, чересчур серьезное и трепетное отношение к сексу делает женщин самками, зависящими от произвола своих партнеров. Наслаждаясь процессом сексуальной близости, вы тем не менее не должны забывать о Деле, и благодаря этому ваши ощущения будут еще более обострены…»

– …Надеюсь ты, душечка, не особенно обиделась на меня за эту шалость. Что мне сказать в свое оправдание? У стариков, как говорится, свои причуды…

И вновь она не смогла сделать ничего, буквально ничего, чтобы, уничтожить этого гада, размазать его по стенке, утопить, придушить – тысячи казней придумывала она, глядя в холодный глазок пистолета, а затем и глядя ему вслед, сознавая, что задание, на которое она пошла с таким рвением и которое выполняла так старательно оказалось ею капитально проваленным.

Выйдя из бара, Корсовский нырнул в черный «линкольн», обслуживавший его по ночам и торопливо бросил:

– К Вике.

Водитель и охранник, сидевшие на переднем сиденье не шевельнули даже единым мускулом лица по поводу того, что их хозяин очутился рядом с ними в непривычном обличье. Он снял черный парик, быстро стер грим с лица, стянул черное платье… В конце концов он был одним из могущественнейших людей на нашем с вами грешном шарике и имел право на некоторые причуды.

Он заканчивал туалет, повязывая атласный кушак на смокинг, когда зазвонила трубка.

– Н-да… – односложно бросил он.

– Он… готов, – сказал полковник Трубенков. – На редкость чистая работа.

Эти слова потешили самолюбие Корсовского так, словно его, школьника, у доски похвалил учитель.

– Знаете, мне пришла в голову еще одна мысль. Мне кажется, что все это нити одного разветвленного заговора и ведут они в одно место. Я сейчас попробую отвлечь Вику, а вы обыщите его квартиру и офис…

– Вы понимаете, о ком я говорю?

– Ну еще бы!

В этом развратном городе мог проживать лишь один-единственный мужчина по имени Вика, он же Викочка, Виконт, порой – Викарий, а в миру Викентий Солержицкий, стилист по профессии и педераст по призванию.

К полуночи салон Вики был еще ярко освещен. В нем играла музыка, подавались напитки. Парикмахеры и визажисты обслуживали с два десятка томных дам, которые заскочили к Вике «почистить перышки» перед тем, как ехать в ночной клуб или загородный ресторан. Провинциалу Вике за короткий срок удалось сколотить этакий интимный кружок общения, в который стремилась проникнуть любая дама московского бомонда, для нее записаться «к Вике» означало перейти некий рубеж, отделяющий ее от простых смертных, и оказаться в элизиуме среди небожительниц. Известно было, что Вика брался обслуживать далеко не всех, он выбирал себе подходящие лица и фигуры, а уж самолично обслуживал лишь единиц. Известно было, что за право оказаться в нежных руках Вики любая женщина могла бы пожертвовать хоть честью, хоть репутацией. Но известно было и то, что Вика ни за что бы не принял этой жертвы, ибо он был горячо любим другой половиной человечества и ни за что не променял бы ее.

В его салон Корсовский вошел с черного хода, воспользовавшись своим ключом и не снимая надвинутой на самые глаза шляпы, которая до некоторой степени спасала его от пристальных глаз. Подойдя к заветной двери кабинета мэтра, он заглянул внутрь. Комната была поделена пополам старомодной ширмой. Он на цыпочках прошел к ширме и заглянул внутрь.

Перед Викой лежало немолодое грузное тело дамы, которую иначе и не называли, кроме как Великой Певицей (оба слова с большой буквы).

– Человек – меньше, чем стиль, милая моя, – заявлял Вика, втирая ароматное масло в тело дамы. – Ибо человек – всего лишь человек, а стиль – это целое направление в сотнях и тысячах жизней. Я бы сказал так – вам не стоило бы вносить диссонансы в ваш стиль жизни.