Картер Браун - Том 17. Убийца среди нас. Непристойный негатив. Звездой помеченный любовник. Начни все сначала,Сэм

— Да! А у тебя его нет, и ты его не купишь! — Мы играли, и я тоже придал своему лицу едко-насмешливое выражение, но в искусстве лицедейства я не годился ей в подметки.

— Смотри на меня! — приказала она.

Когда я взглянул на нее, насмешливость исчезла так же, как и искры в глазах. Ее лицо стало нежным личиком невинного ребенка, рот подчеркивал такую трогательную ранимость, что я устыдился своих грубых природных инстинктов. Глаза взывали к моим рыцарским чувствам, требуя, чтобы я защитил ее невинность от посягательств всех мужчин, включая меня самого.

Пока я оглядывался, разыскивая свои рыцарские доспехи, выражение ее лица снова разительно преобразилось. Чуть заметный подъем подбородка и мягкость сменились гордой уверенностью женщины, закаленной жизненным опытом. Ее рот слегка приоткрылся, и губы округлились с откровенной чувственностью. Искорка, мелькнувшая в глубине глаз, внезапно вспыхнула ярким пламенем, осветив нескончаемую вереницу эротических восторгов, предназначавшихся только мне.

И вдруг, как будто щелкнул выключатель, ее актерская маска мгновенно превратилась в нормальное, привычное лицо Максин Барр.

— Она когда-нибудь смотрела на тебя так, как я? — спросила она вызывающе.

— Никогда, — честно признался я.

— Сначала ты скорее бы умер, чем усомнился в моей девственности, а потом настолько же был уверен, что я последняя шлюха!

— Твоя правда, — подтвердил я, испытывая подавленность и восхищение одновременно.

— Зато у нее есть чувство собственного достоинства? — безжалостно насмехалась Максин.

Она нетерпеливо расстегнула пуговицы своего домашнего платья и швырнула его в другой угол комнаты. Вздрагивая всем телом в такт прыгающему пульсу на висках, я убедился, что оно действительно из очень тонкого шелка, а последний оставшийся на ней покров — и вовсе совершенно прозрачный. Ее ночная рубашка, так внезапно открывшаяся моим глазам, держалась на двух узеньких бретельках, а декольте казалось безбрежным.

Максин быстро наклонилась вперед, и я торопливо отвел глаза, когда она, выпрямившись, приподняла шелковый подол, обнажив бедра.

— Ты наверняка заглядывался на ее ноги! Ну и как, они лучше моих?

— Нет, мэм, — тяжело выдохнул я.

Она опустила подол и слегка повернулась, представ передо мной в ракурсе 3/4, не торопясь сделала глубокий вдох и задержала его секунд на двадцать.

Ее голос звучал теперь мягче:

— Так что же, ее ноги лучше?

— Нет, — ответил я с чувством. — Клянусь, нет!

— Встань! — приказала она.

Я немедленно повиновался. В ту минуту, если бы она потребовала повиснуть вниз головой на потолке, я бы так и сделал без колебаний. Она шагнула ко мне и была теперь так близко, что я не видел ничего, кроме фиалковых глаз, изливающих на меня огненную страсть, как внезапно пробудившийся вулкан.

Кажется, она сделала еще один шаг, и я почувствовал ее упругую грудь, тесно прильнувшую ко мне, как и все соблазнительные контуры ее тела. Обвив мою шею руками, она притянула меня к себе. Наши губы на мгновение соприкоснулись с эффектом короткого замыкания. Острые хищные зубки прикусили мое ухо, как бы пробуя его на вкус.

— Только один вопрос, милый Рик, — страстно прошептала Максин. — Ты хочешь достоинство или меня?

Экстаз напоминает деньги: чтобы насладиться им, нужно его потратить, и всегда наступает момент, когда он иссякает. Я не знаю, когда это началось; но было уже около девяти вечера, когда я вновь занялся приготовлением коктейлей, а Максин появилась в маленьком черном платье, явно вышедшем из-под руки настоящего мастера, ибо любое добавление к нему только исказило бы чистоту и совершенство линий. Правда, усыпанный бриллиантами браслет на ее правой щиколотке, напоминающий рабские кандалы, несколько портил общее яркое впечатление. Но какое нужно иметь состояние, чтобы держать эту рабыню в таких кандалах?

Максин сделала изящный пируэт:

— Ну, как я тебе?

— Платье великолепное, — похвалил я.

— Сам Джиоджиоло, — самодовольно заявила она. — Он лично шьет только для меня, ну и еще одной-двум своим знакомым. А его мастерская обшивает всех остальных клиентов. Вот почему мне так нравится быть богатой, милый Рик. Можно позволить себе дьявольскую исключительность!

Максин приподняла правую ногу, и на щиколотке вульгарно блеснул браслет.

— Символично, ты не находишь? Я надела его специально для тебя, Рик, дорогой. Тебе нравится?

Я осторожно кашлянул:

— Он не сочетается с платьем, радость моя. Платье говорит, что у тебя есть десять миллионов долларов и ты знаешь, как их истратить, а браслет убеждает, что не знаешь.

Она сморщила свой уморительный носик:

— Ты умеешь поставить меня на место, дорогой! Ведь я надела этот чертов браслет лишь для того, чтобы порадовать тебя. — Сняв браслет, она беззаботно швырнула его на диван. — Отныне с символами покончено! Давай быстренько выпьем и побежим, я ужасно проголодалась! Найдем элегантное уединенное местечко, где можно спрятаться в темном укромном уголке, чтобы я могла и наслаждаться едой, и чувствовать твои мышцы. Я знаю…

Ее прервала мелодичная телефонная трель. Я смотрел, как она идет по комнате, и испытывал теплые чувства собственника, которые были приятными, хотя и, надо думать, недолговечными. Потом я занялся приготовлением коктейля «Александр», который она захотела. Несколько привычных движений — и напиток готов. Я закурил и окунулся в радужный поток приятных воспоминаний на фоне ее невнятной телефонной болтовни. Вскоре я осознал, что она закончила разговор. Я даже слышал, как она положила телефонную трубку.

Вернувшись из страны ярких грез в повседневную реальность, я увидел Максин, стоявшую рядом с телефоном с видом быстрозамороженной языческой богини. Она смотрела на меня таким тревожным взглядом, как будто я только что вернулся из космоса. Ну, хорошо, пусть я прибыл из дальнего космоса, но она же была рядом все это время!

— Солнышко, — спросил я с оттенком недоумения, — случилось что-нибудь страшное? Может быть, ты потеряла кошелек с мелочью?

Она глянула на меня, чуть оттаивая, и громко вздохнула:

— Ты что, шизофреник, милый?

— Значит, кошелек был не с мелочью? — торопливо переспросил я.

— Ты знаешь, кто говорил со мной? — Максин испуганно оглянулась и прошептала: — Ирвинг Хойт! И знаешь, что он предложил? Забыть былые ссоры со своим старым приятелем Чарли. Завтра он устраивает вечеринку у себя в Нью-Блейдене и хочет, чтобы Чарли и я приняли в ней участие. Не больше дюжины гостей, сказал он, и Бабе, конечно, тоже будет там. «Все как в старые добрые времена!» — добавил он. Нет, ты представляешь?

— Значит, я сделал удачную — может быть, даже гениальную — профессиональную догадку, — сказал я с подобающей скромностью.