Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

Ташкент встретил их вязкой духотой. От палящего солнца пиджак Студента мгновенно отяжелел, нагрелся, обжигая спину, руки. У трапа их встретил, сверкая золотыми зубами, высокий узбек в белом строгом костюме. Он обнял Графа, долго не отпускал его.

— Какое счастье, какое счастье, — говорил он взволнованно, — видеть вас в нашем городе… Как ваше самочувствие?.. Как прошел полет?.. Как здоровье родных?..

— Спасибо, Балтабай. Все хорошо, — высвободился Граф из его цепких объятий, — Едем прямо туда…

— Как «туда»? — мягко возразил Балтабай, — Эмирская программа намечена… Сначала достархан в лучшей чайхане Ташкента. Попробуете плов, шурпу, каймак…

Граф решительно покачал головой.

— Нет, едем туда!

— Одну минуточку… — Балтабай обернулся, крикнул что-то по-узбекски в сторону, где ожидали их три машины. — Хочу познакомить с Дальмар. Она нашла вашу знакомую…

Из передней машины выпорхнула девочка не виданной Студентом восточной красоты, побежала к ним. Граф, видимо, заметил его ошалелый взгляд, тихо-тихо, чтобы не слышал Балтабай, спросил, усмехнулся:

— Нравится? — и тут же обратился к застывшей перед ним девочке: — Благодарю, дорогая Дальмар. Просите любую награду.

— Ничего не надо, уважаемый. — Голосок у нее был нежный, певуче-ласковый. — Для меня большая честь помочь вам…

— Бывали в Москве?

— Нет. Никогда… — еще не веря своему счастью, шепотом выдохнула Дальмар.

— Собирайтесь… Мой коллега, — он положил руку на плечо Студента, — сделает все, чтобы визит в столицу стал для вас большим праздником…

Она упруго вздохнула всем телом.

— Я? В Москву?.. О, спасибо, спасибо, Граф!.. — И посмотрела с умоляюще-настороженным ожиданием на Балтабая. Тот кивнул великодушно:

— Иди. Собирайся…

Сели в машину. Граф со Студентом сзади, Балтабай рядом с водителем. Тут же на коленях у гостей появились круглые, как поднос, узбекские лепешки, а на них горой инжир, урюк, хурма, тутовник… От предложенного коньяка Граф отказался.

— Помните мою просьбу? — наклонился он к Балтабаю. — Останавливаемся в безлюдном домике. Я на десять минут уединяюсь, а вы полностью меняете всю свою команду, и едем дальше.

— Все будет сделано, Граф!.. Может, на обратном пути посмотрите все-таки Ташкент, отдохнете?..

— Извините, дорогой, в следующий раз…

Ехали по извилистым дорогам между рядами неприступно-равнодушных, тянущихся к небу тополей, за которыми простирались поля хлопчатника — белые пуховые головки блаженно замерли, согретые солнцем. Внезапно дорогу сузили, стеснили с обеих сторон дутые глинобитные дувалы, охранявшие дома, деревья, людей от изнурительной жары, от взглядов случайных прохожих.

Возле широкого разлома в дувале машина остановилась. Их встретил молчаливый старик с редкой серебристой бородкой, в черном ватном халате и цветной порыжевшей тюбетейке. Низко склонившись, он гостеприимно раскрыл ладони, протянул руки к массивным воротам, прикрытым пышным вьющимся виноградником. Графа и Студента провели в просторную комнату, убранную роскошными коврами.

— Встаньте с той стороны у двери и никого не впускайте, — приказал Граф.

Вскоре вернулся Балтабай, почтительно доложил Студенту:

— Мы готовы. В машинах новая команда.

Когда дверь отворилась, Балтабай остолбенел — лицо вытянулось, глаза напряженно расширились, словно увидел он нечто поразительное, неподдающееся объяснению.

Перед ним стоял совсем другой Граф, волшебно помолодевший. Дряхлая сутулость сменилась строгой офицерской выправкой, седая шевелюра — глянцевито-каштановой гривой волос, морщинки исчезли с его лица, даже взгляд стал иным — лукавым, ироничным. А на лацкане пиджака поблескивала Звезда Героя Советского Союза. Это был молодой, самоуверенный человек, с которым Студент встретился в вагоне поезда.

— Если кого-то удивит мое преображение, — обратился Граф к Балтабаю, — скажите так: «Старик решил отдохнуть с дороги, дальше поедет его сын…» Прошу вас закрыть эту комнату и никого туда не впускать до моего возвращения…

— Ваше повеление — закон, — начал медленно оживать Балтабай, даже сделал первый осмысленный вывод: — Мы с вами почти ровесники… А я думал…

— Это вы точно заметили, — притворно посерьезнел Граф. — Ровесники, единомышленники, соратники, — И открыто улыбнулся: — В общем, братья по духу… Едем!..

С глаз Балтабая точно спала пелена, наконец-то он все понял и рассмеялся громко, освобожденно.

Через полчаса они остановились возле трехэтажного каменного дома, который оцепил ровный строй густых подстриженных кустарников. В небольшом дворике, оплетенном сверху виноградными лозами, их встретила толпа возбужденных узбеков.

— Родственники хотят поговорить с вами. Убрать их? — спросил Балтабай.

— Я готов встретиться с ее мужем…

Головорезы Балтабая с суровыми жесткими лицами и дымящимися в уголках губ папиросами оттеснили шумящую толпу.

Вперед вышел высокий по-восточному красивый юноша с мягкой, окаймляющей нижнюю часть лица бородкой, какие бывают у служителей ислама («Сын секретаря обкома», — шепнул Балтабай), заговорил возмущенно, свысока:

— Твоя сила… Понимаю… Но зачем так делаешь?.. Нехорошо делаешь… Моя жена… не твоя жена… Я повестку сам видел… Погиб ты… На войне погиб…

— Вы правы, уважаемый… Вы правы, — подтвердил сочувственно Граф. — Но я жив… Мы с вами оказались в одинаково сложном положении… Вам она нужна… мне тоже. Давайте решим мирно: пусть сама сделает выбор…

— Иок, нет!.. Моя жена!.. — уже, закричал он.

Граф повернулся к Балтабаю:

— Где она?

— Там, внизу, возле арыка… — И, глянув на мужа, что-то резко сказал ему по-узбекски. Тот яростно замычал, точно ему заткнули рот кляпом, остервенело замотал головой.

В тени акации, у бойко говорливого ручья сидела изящная, миниатюрная женщина в полупрозрачном экономно скроенном купальнике.

Заслышав шаги, она подняла голову — длинные золотистые волосы упали на грудь, закрыв часть лица, — привстала в заметном смятении. Большие голубые глаза ее отразили тревожное недоумение, а губы, мягкие, добрые, задрожали мелко-мелко… Студент, стоявший за спиной Графа, не услышал, а понял:

— Ты жив?.. Жив… — И надломилась, как подрубленное деревце, упала на каменистую землю.

Граф поднял ее на руки легко и бережно.

— Извини, так получилось… Я жив… Я приехал за тобой… Согласна?..

Она опустила голову на его плечо, открыла глаза, наполненные слезами, и ответила-выдохнула прямо в ухо: — Да.

— Ты уедешь со мной навсегда?

Маленькие ручки обвили его шею, глаза наполнились слезами. В голосе пробились истерические нотки;

— Да! Да! Да! Да!..

Балтабай забежал вперед и, склонившись в полупоклоне, указал на дверцу в глиняной стене.