Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

С этого момента все вокруг исчезло для Виктора. Нелепый, как бред, ликующий экстаз наполнил его и унес в восторженную даль, где все было первозданно дико и раскалено до предела… Помнится, он долго стоял немой и парализованный, когда она невинно, словно девочка куклу, ласкала его руками, губами… До него только доносился ее сумбурный лепет:

— Какой ты сильный, робкий! Прелесть! Не занимался любовью? Отрок мой непорочный. Я научу. Тебе понравится. Очень понравится.

Из памяти выпало, как он сел на диване, но как она опустилась ему на колени, лицом к лицу — отчетливо помнил. Казалось, все вокруг задвигалось в сладкой, щемяще-томной муке.

…Волшебным осознанием чуда были краткие паузы, когда она заставляла его то ложиться на спину, а сама садилась верхом, то опрокидывала на себя и потом по-змеиному упруго извивалась под ним. Он неистовствовал, исступленно подчиняясь ее зазывным движениям, ее влажным губам и вездесущим пальцам. Пока не упал рядом, пресыщенный, опустошенный.

— Устал?

— Нет.

— Хорошо было?

— Очень.

— Еще хочешь?

И, не дожидаясь ответа, заскользила ладонью по животу вниз, следом побежали губы.

Сколько длилось это чувственное бешенство? Какое это имеет значение! Каждое мгновение казалось, что впереди годы этой сумасшедшей радости, а до утра лет пятнадцать, не меньше.

Она стояла у двери. Виктор предложил:

— Я провожу.

— Не надо. — «С таким ушастым идти по улице? Ха-ха! Прохожие засмеют…» — Спасибо за вечер!

Он оторопел… Не может быть. Почудилось!

— Что ты сказала?

«Господи, до чего ж мил этот страстный мальчик!»

Конечно, почудилось!

— До встречи!

— До скорой встречи!

Оставшись один, прилег на диван. Еще не успокоились всполошенные чувства. Еще волновали, вызывая легкие судороги, пронзительно-яркие ощущения пролетевшей бури. Сдавленные стоны, бессвязный шепот, обезумевший взгляд вновь туманили сознание набегающим, орущим оргазмом.

«Успокойся… Успокойся… Успокойся», — долго и монотонно охлаждал он себя.

Рядом на тумбочке отливала синевой знакомая книга, совсем забытая. Он бережно, как живое существо, взял ее в руки, раскрыл, стал пробегать взглядом отрывки из текста, легонько подчеркнутые на полях карандашом. Пробегал, мысленно ставил вопросы и перечитывал отрывок заново… Получился забавный диалог.

В. Санин: Итак, дорогой учитель, что вы можете?.

В. Мессинг: «Что я могу? Телепатия».

В. Санин: Рад сообщить вам, Вольф Григорьевич, после травмы головы я тоже стал телепатом. Воспринимаю чужие мысли, могу внушать. Смутно догадываюсь, какое будущее открывается. Могу, как и вы, стать артистом. Честно признаюсь: пока я еще не очень-то верю в себя.

В. Мессинг: «Следует упорно работать, развивать свои способности. Мой труд не легче труда… геолога, по неведомой тропке отыскивающего в непроходимой тайге редкий минерал. Дома я просто Вольф Григорьевич, а вечером надо становиться Вольфом Мессингом! Поверьте, им нелегко быть».

В. Санин: Я упрямый, я постараюсь. Сначала мне надо понять, что же такое телепатия.

В. Мессинг: «Греческий термин „телепатия“ — чувствование на расстоянии. У каждого свои способности. Я легче воспринимаю образ, рисунок, чем, например, слова, мысль».

В. Санин: Вы пишете: «чувствование», «образ», «рисунок». А я только «слышу» мысль, уже оформленную в слова.

В. Мессинг: «Чужая мысль родится в голове словно собственная, ее трудно отличить от своей…»

В. Санин: Точно! Вначале я недоумевал, откуда у меня не мои, незнакомые мысли? Не скоро понял: они приходят извне. Тогда же у меня открылась еще одна способность — мысленно заставлять человека думать, как я, и делать то, что я пожелаю.

В. Мессинг: «Я тоже умею внушить свою волю человеку, скажем, глядя ему в затылок. Или вовсе на него не глядя…»

В. Санин: Но как, как это у нас получается, дорогой коллега?

В. Мессинг: «Что я могу ответить на этот вопрос? По существу, ничего. Ибо сам не понимаю, как это делается».

В. Санин: Спасибо за искренность. Если уж вы, величайший телепат, не знаете…

В. Мессинг: «Но я знаю другое… Человек, наделенный такими способностями, не имеет права быть непорядочным, морально нечестным».

В. Санин: Меня обвиняете?.. Я сам себя осуждаю… Мерзко, грязно, противно… Но что поделаешь? На дворе «дикий» рынок. Деньги адекватны понятию «свобода». Единственное препятствие в осуществлении твоих замыслов — отсутствие денег. Теперь у меня все есть для того, чтобы начать новую жизнь. Буду делать только добро. А те, кто меня снабдил деньгами… Мне их не жалко. Эх, если б вы слышали их мысли!

В. Мессинг: «Да, свойство телепата позволяло мне иной раз услышать такое, что, как говорится, уши вянут. Бесцеремонные, грубые, лукавые мнения…»

В. Санин: А сейчас они еще наглее и лукавей. Я ужаснулся. Человек лишь внешне отличается от животного! Справедливо говорят: язык человеку дан, чтобы скрывать свои мысли.

В. Мессинг: «У людей много рождается мыслей, которые совсем ни к чему слышать другим и которые обычно не высказываются вслух. Но я убежден, человек изменится к лучшему и в будущем заменит телепатией все другие способы передачи информации. Согласитесь, телепатия исключает возможность обмана».

В. Санин: Вы в это верите? Сколько веков богословы усердно проповедуют заповеди из Нагорной проповеди Христа! Мир изменился? Нет! Какие жесточайшие усилия прилагали в ваше время большевики, чтобы все впитали в себя моральный кодекс строителей коммунизма? Крикнули вверху: «Долой коммунистов!», и через полгода все забыли о кодексе. Теперь нет всеобщих светлых целей — ни рая, ни коммунизма, теперь власть и пресса витийствуют, чтобы облагородить, освятить, оправдать грабежи и насилие, без которых не может жить свободная конкуренция. Милый мой, ваша надежда мираж в пустыне. Но я, признаюсь, завидую вам. Вы хорошо воспитаны. Несравнимо лучше, чем мы.

Устало потянувшись, Виктор отложил книгу. Наивный Мессинг! Он верил и оттого чувствовал себя счастливым.

Звонок. Виктор вздрогнул. Он и не знал, что в квартире есть телефон. Услышал голос Пана.

— Виктоша, привет! Чувствуешь, как работает моя фирма? За полчаса выяснила, где ты обитаешь. Чего пропал? О курсовой забудь — с ней все в порядке. Я не смог навестить тебя в больнице, не обессудь. Вину свою чувствую.

— Да что ты, Пан, все нормально, — смутился Виктор, словно всемогущий Пан опустился пред ним на колени.

— Нет-нет… за мной должок. Зайди, пожалуйста, завтра. Ты мне нужен. Жду.

В конце пробились повелительные нотки, которых Виктор всегда боялся. Они убедили его: надо зайти.

Но, глянув на синюю книгу, решил совсем другое: «Пошел ты к черту, вельможный Пан!»