Владимир Смирнов - Граф в законе. Изгой. Предсказание

Устало опустив голову на стол, Виктор почувствовал неимоверную усталость. Господи, как приятно было остаться одному после встречи с этой дикой, липучей девкой!

Заставило поднять голову легкое покашливание.

— Нефедов?

— Я самый, — ответило огородное пугало в больничном халате. У него были две ноги и лицо совсем человечье, морщинистое, как вынутая из компота груша.

— Что вас беспокоит? — спросил Виктор.

— Опухоль в голове, — прошелестело в ответ. — Скоро умру я. Врачи ничего не находят, а боли мучают.

«И пусть не находят… Здесь лучше. Наташка и зять не тиранят…»

Виктор не придал значения мыслям Нефедова, сказал веско:

— У вас нет опухоли. Сейчас вы сами убедитесь. Закройте глаза и расслабьтесь.

Как на экране в кадрах замедленной съемки оживал умирающий Нефедов. Поначалу распрямился, выгнул грудь. Губы стала передергивать ироничная улыбка. Руки сами поднялись, сложились на груди. Дыхание возвысилось до надменно-глубокого.

— Чувствуете головную боль? — спросил Виктор.

— Нет. Совсем нет… Да я уж и забыл про нее, — не шелестом, а важной хрипотцой последовал ответ. — Эх, сейчас бы рюмашку-другую. А потом… — Он вдруг покраснел, спросил безрадостно: — Мне прямо сейчас идти домой?

— Нет, главврач решит, когда вас можно будет выписать…

Повеселел Нефедов.

— Так я пойду? Там меня Юрка ждет. Есть повод… За выздоровленьице!

Худющий, жалкий Нефедов унес с собой волновавшие Виктора тщеславные сомнения, оставив в кабинете ощущение маленького праздничного озарения. Неверная надежда сменилась уверенностью. Он будет служить больным людям! Даже таким, как любвеобильная Кострова. Пусть любит, пусть радуется.

Именно с этой минуты Виктор не сомневался — началась прекрасная вечная жизнь.

Знаете, как ловят наивных мартышек? На дне кувшина с тонким горлышком лежит банан. Мартышка засовывает лапку, хватает банан, но сжатый кулачок уже не может протащить сквозь горлышко.

Виктор не находил себе места от нетерпения. Долго, нарочно долго стоял под душем. Позавтракал торопливо, всухомятку — хлеб с ветчиной запил минеральной водой. Раскрыл синюю книгу. Строки прыгали перед глазами, не выдавая содержания. Прошелся по комнате. Лег на диван. Снова взял книгу. Бросил. Постоял у окна… Часы бесили своим медлительным ходом…

Все рассчитывал: в девять — пятиминутка, старшая медсестра, конечно, будет болтать с главным до десяти, а в десять — обход больных, с одиннадцати — всякие разговоры с лечащими врачами…

Около двенадцати ожидание стало физически невыносимым, и он подошел к телефону.

— О, студент! — откликнулся главный врач. — Я, знаете ли, до сих пор не могу определить, какой зуб у меня болел. Примите мою благодарность и, разумеется, поздравления. Наслышан и о ваших новых подвигах. Специально задержался сегодня возле Костровой…

Виктор ворвался в короткую паузу:

— Как она? — И затаился, ожидая.

— Как… как… — передразнил его главврач. — Бунт на моем корабле устроили? Нефедов вчера смылся, оставив записку: «Опухоль рассосалась. Я здоров. Ухожу». А эта толстозадая Кострова заявила мне: «Хватит ваших поганых лекарств. Мне хорошего мужика надо, чтоб вылечил…» Короче. Думаю, что ваши гипнотические сеансы дали положительный результат. Мои врачи уже шумят, как в улье. Ждут вас. Давайте-ка вылечим, к чертовой матери, всех больных и уйдем в разгул с такими, как Кострова. Хороша идейка, а?

Виктора ослепили, оглушили слова главврача. Он еще несколько минут предавался радужным мечтам, не замечая нудных коротких гудков, бьющих по барабанной перепонке. Когда наконец услышал, отнял от уха трубку, вслед за облегчением пришло досадливое ощущение горечи и обиды.

Короткие гудки — шумящий улей — раздражающе дотошные вопросы, которые посыплются на него, когда он снова переступит тот порог. Главврач, конечно, представит его как диковину, как выставочный экспонат. Нет, он не пойдет туда.

К тому же Виктор хорошо помнил больницу, где его недавно лечили. Какой град идиотских мыслей обрушивался в коридорах! Но тогда это была новизна, к людям его тянуло любопытство. Теперь же любая больница станет пыточной камерой.

Как переменчива порода человеческая! Несколько минут назад он парил под солнцем, а сейчас уже забился от горя в сырой темный угол.

Немного смягчила обиду житейская целебная формула: «Ничего. Еще не все потеряно». Виктор упрямо повторил ее раз пятнадцать, и стало легче, значительно легче.

Нежданный Пан ввалился со своей косолапой тенью — Стингом.

— Так и не зашел ко мне? — с легким оттенком недовольства сказал он. — А я ждал… Но если гора не идет к Магомету… — Глянув на Виктора, вдруг спросил участливо: — Отчего такая хмурость на челе, Виктоша? С твоими данными надо смотреть на мир удачливым завоевателем.

— А я неудачник, — хмуро обронил Виктор.

— Ну-ка, ну-ка, говори, что стряслось?

«Смелей, смелей, я все знаю о твоих талантах!»

«Откуда он знает? Неужели старый психотерапевт разболтал? Я ж убрал у него из памяти всю информацию. А может, вчерашний главврач?»

— Да так… — Ему не хотелось открываться Пану, но беда сама выплеснулась наружу. — Хотел в больнице поработать, да не смог. Народу там много. Голова раскалывается от их мыслей.

Пан пристроился в уголке дивана, закинул ноги на стул, застыл в позе царственной скуки.

— Значит, надо искать тихую клинику, где сам будешь хозяином.

— Тихую клинику, — с мрачной иронией отозвался Виктор. Но эти два слова застряли в нем, согрели внезапно зыбкой надеждой. — Хорошо бы…

— Хочешь, я сдам тебе бесплатно на год помещение для клиники?

Неотрывным взглядом Виктор ощупал Пана, точно хотел понять: можно ли доверять этому человеку. Но то, что услышал дальше, разогнало все сомнения.

— Мы со Стингом купили по случаю трехкомнатную квартиру. Бери ее под клинику! Я еще зарплату тебе назначу. Ну, скажем, тысяч пять долларов в месяц. За это кое в чем ты мне поможешь.

— В чем? — спросил по инерции Виктор. Бог ты мой, ради собственной клиники он готов был на все!

— Я хочу расширить свое дело, — небрежно, словно речь шла о каком-то пустяке, начал объяснять Пан.— Новых людей надо привлекать. А ты, как психотерапевт, будешь вселять в них светское обаяние, чувство достоинства, уверенность, гордость, что работают в моей фирме, — словом, все, чтобы они чувствовали себя своими в элитных кругах. Два-три человека в неделю — не больше. Остальное время можешь принимать в своей клинике кого захочешь. Согласен?

— Конечно, — благоговейно произнес Виктор. Сейчас он уже молился на этого спустившегося с небес Пана.

— Иногда будут еще кое-какие просьбы. Ну, сегодня, например, у нас очень большое событие — семидесятилетие нашего Хозяина. На нем мы со Стингом хотим прокрутить серьезное дельце. Тебя я попрошу постоять рядом с Хозяином, внушить ему, что надежней, чем мы, у него никого нет. Ну и пересказать мне, о чем он думает. Для тебя это развлечение, верно?