Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»

Подлый по натуре и коварный в поступках приказчик уже разработал план как “убить двух зайцев”. Одного в прямом смысле, а второго — в переносном. Но пока предстоял Кустанай и необходимость надежно укрыть от человеческих глаз пятьдесят килограммов червонного золота.

Город на берегу реки Тобол встретил Космакова мрачным, дождливым рассветом. В отличие от центрального Казахстана, здесь иногда бывают затяжные дожди. Фактически этот город стоял на границе с Россией. До Кургана, как и до Новотроицка, было подать рукой.

Павлуше Космакову определенно везло. В Кустанайском ВЧК находился с проверкой гость из Москвы — соратник “железного” Феликса — Ян Войтович. Хищное лицо Космакова пришлось по душе опытному чекисту. Но главную роль в сближении все-же сыграли роль вещи столь прозаические, что узнай о них “железный” Феликс, он назвал-бы своего протеже мягкотелым интеллигентом, обывателем и еще бог знает кем.

Не думая о себе, Космаков сходу предложил измаявшемуся Яну русскую баньку и в придачу привести в лучший вид шапку нестриженных волос.

Банным делом, как и искусством брадобрея, бывший приказчик владел в совершенстве. Глубокой ночью, после баньки, стрижки и третьей бутылки пшеничной водки, Ян Войтович предложил Космакову переехать в Москву и стать по совместительству его личным парикмахером. Космаков сразу же согласился и попросил у Яна Войтовича о двух услугах. Первая: передать Дзержинскому докладную записку о бесчинствах, творящихся в рядах ВЧК города Кургана. Вторая была просьбой к Войтовичу отпустить его на три дня к несуществующему брату в поселок Джетыгару на границе с Оренбургской областью.

… Дорога оказалась утомительной и долгой. Легкая тачанка, с разрешения начальника ВЧК укомплектованная пулеметом, подъехала к отдаленному поселку спустя десять часов интенсивной тряски.

Космаков достал из полевой сумки карту, внимательно рассмотрел обозначения и поехал дальше.

Едва различимая старая дорога уводила куда-то в сторону от поселка. Появились заросшие травой холмы, напоминающие древние могильники. “А вот и вы, дорогие”, — сказал громко Космаков, классически потирая от удовольствия руки.

Поселок виднелся на расстоянии трех-четырех километров. Тишину нарушало только пение сверчков.

Космаков остановил лошадей у подножья самого высокого холма и поднялся на вершину. Недалеко виднелись разбросанные тут и там полуразрушенные срубы, напоминающие колодцы.

“Вряд ли кто либо в ближайшие сто лет вами заинтересуется”, — подумал Космаков, и спустился вниз.

Стволы отработанных англичанами золотоносных шахт темнели черными провалами. Время сделало свое. Крышки срубов почти сгнили, земля осунулась, обнажая опасные места. Космаков вытащил из тачанки веревочную лестницу и толстую пеньковую веревку с навязанными узлами. Один конец лестницы прикрепил к толстой, еще не успевшей сгнить, свае, а другой сбросил в провал шахты. Затем проделал то же самое с веревкой, но конец привязал не к бревну, а к железному кольцу на тачанке.

Хорошо обученные военным командам лошади мгновенно реагировали на свист. Космаков привязал бидон с золотом к веревке, опустил в отверстие шахты, а сам по веревочной лестнице начал спускаться в ствол.

“Летучка” [4] — керосиновый фонарь (жарг.) освещала мрачные стены. Спуск был длителен, но страха Космаков не испытывал. Человек, детство которого прошло в заплеванных притонах и подворотнях, прошел закалку, которая не снилась благополучному обывателю.

Отработанная шахта была наполовину заполнена водой. Стараясь далеко не уходить, Космаков отыскал подземное озеро в отработанном забое, возвратился к стволу и дважды свистнул. Через минуту тяжелый бидон был у его ног.

В воде груз стал намного легче. Космаков дошел до половины озера, но глубина оказалась недостаточной, чтоб скрыть драгоценную ношу. Шаг за шагом “приказчик” перетащил бидон на противоположный берег и мокрый от пота прислонился спиной к деревянным креплениям.

“Все же, дорогой, придется тебя закопать”, — прошептали его губы, и он из-за пояса вытащил саперную лопатку. Почва была мягкой. Углубившись где-то на метр, сталь лопатки издала неприятный скрежет. Космаков поспешно расширил отверстие и в свете “летучки” увидел металлическую крышку люка.

Винтовая лестница вела куда-то еще глубже в отпугивающие недра.

Долго не раздумывая, Павел Космаков с проворством юнги стал спускаться в черный провал.

Подземелье было сухим и огромным. Твердая порода не грозила обвалами. Это обстоятельство его обрадовало.

У монолитной стены громоздились деревянные и металлические ящики с неизвестным содержимым.

Космаков открыл первый попавшийся ящик, и не смог сдержать возглас удивления. Из гнезд торчали рукоятки пистолетов системы “Кольт”. В длинных ящиках находились аккуратно упакованные английские карабины. Здесь же стояли металлические коробки, заполненные патронами.

“А вы, ребята, оказывается, дело знали туго, — подумал Космаков. — Там, где есть золото, всегда необходимо держать порох сухим”.

Исследовать огромное подземелье не было времени. Керосинка начала источать красный свет, напоминая о том, что он провел под землей уже немало времени.

Через полчаса облегченная тачанка, не заезжая в казахский поселок, мчалась в обратном направлении.

Как в комнату зашел Василий они не заметили. Рассказ Харасанова потряс в прямом смысле слова. Тем не менее, Франц сумел взять себя в руки.

— Ну что, знатная информация? — без тени иронии спросил Василий.

Ответ художника был неожиданным. Удивил не только Василия и Константина, но и Наташу.

— Я бы много отдал, чтобы увидеть картину “Революция на Земле глазами марсиан” — сказал Франц. — Уже тогда я знал, что это моя большая удача. Но разыскивать ее ради денег не стану. Достаточно того, что в каталоге или списке значится подлинное имя и фамилия художника. Благодаря тебе, Костя, деньги у меня уже есть. Но в камере хранения на Киевском вокзале находится одна вещь, которую мне очень хочется вам показать.

— Что-то новенькое? — оживленно спросил Харасанов. — Благодаря тебе, Франц, я за бугром выбрал неплохое направление в бизнесе.

— Новенькое, и мне нравится, — ответил Франц, — но до конца судить не берусь. Мы к вам приехали, как говорят, с корабля на бал. Моя картина только что выставлялась в Киеве. Фирма предложила максимальную цену 180 тысяч.

Харасанов подскочил.

— Не вздумай продавать, слышишь?! — взволнованно выкрикнул он. Если, как ты говоришь, фирма предлагает за картину сто восемьдесят тысяч, значит она стоит не менее миллиона. Но где картина? — до боли сжал его плечо. — Неужели в камере хранения?