Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»

Наташа постоянно находилась в Виннице. До окончания учебы оставалось три месяца. Он радовался ее успехам, и старался от учебы не отрывать

Работа над новым полотном продвигалась медленно. Словно влюбленный юноша, пишущий девушке письма и тут же их уничтожающий, Франц изводил сотни листов в поиске божьего зерна.

Люди физического труда, как правило, были далеки от его мучительных переживаний. После одного-двух сеансов они начинали смотреть на художника скептически: “Узнаю, рожа моя, чего тебе еще парень нужно?” Но для удачного штриха, в корне меняющего полотно, необходимы тысячи эскизов. И лица людей, производящих продукцию для сотен тысяч себе подобных, все же ложились сначала на бумагу с чуть насмешливым выражением глаз.

Поздно вечером, когда Франц изнемогал над отработкой одного из фрагментов полотна, в квартире раздался звонок.

За дверью стояли двое. Лицо мужчины показалось Францу знакомым.

Визит Артема Фляжникова, журналиста и коллеги по фонду, несколько удивил. Одного взгляда художника было достаточно, чтобы понять: визит носит не случайный характер.

— Ради Бога, извините, но обстоятельства вынудили посетить вас неотлагательно, — сказал Фляжников, и попросил разрешения войти.

— Д-да, конечно, раздевайтесь, но что случилось?

Они прошли на кухню, Франц прикрыл дверь.

— Для начала, Франц, у меня есть огромная просьба личного характера, — продолжил Фляжников, — покажите мне полотно “Украинские Афины”. Не в службу, а в дружбу.

— И вы за этим приехали? — улыбнулся Франц. — Сейчас принесу.

Они долго рассматривали полотно, не произнося ни слова.

— Ну и как? — обратилась девушка к журналисту. — Вы убедились в моей правоте?

— Убедился, Галина. Безусловно, полотно — шедевр.

— Это я уже слышал, ребята, — раздраженно сказал Франц. — Меня интересует истинная причина вашего визита.

— Конечно, Бялковский. Сейчас вы все узнаете.

Журналист вытер платком мокрый лоб, присел на табурет.

— Все дело в том, что вам угрожает реальная опасность. Кстати, прошу прощения, познакомьтесь — Галина Одинцова, киевский, а теперь винницкий искусствовед.

Девушка расскажет вам много интересного.

Она нисколько не драматизировала, и Франц понял: за его полотном начинается настоящая охота. Защитить его здесь, в Жмеринке, власть вряд ли сумеет. Необходимо самому искать выход.

Из раздумий его вывел голос Фляжникова.

— Предлагаю два варианта: отдать полотно под охрану соответствующих органов или абонировать в банке сейф для той же цели.

Франц скептически посмотрел на Артема.

— Завтра весь город будет показывать на мою пятиэтажку пальцами, восклицая: “Здесь живет миллионер Бялковский!”. Этот вариант отпадает.

— Тогда второй…

За дверью послышался шум, затем раздался короткий звонок.

Галина испуганно прижала руки к груди.

— Думаю, нам придется применить третий вариант, — сказал Фляжников, — они уже здесь.

Растерянный Франц подошел к двери. Артем прижал палец к губам, сжал Францу плечо. После третьего звонка за дверью раздался сиплый голос:

— Хозяин, вам телеграмма с Москвы.

Франц попытался отстранить журналиста.

— Это от Харасанова…, не бойтесь, ребята.

Теперь Фляжников сжал его плечо мертвой хваткой. Боль электрическим разрядом пронзила шею.

— Да вы что, отпустите плечо, — разозлился Франц. — Принесли телеграмму от моих друзей.

— Уточните от кого телеграмма… Спросите фамилию отправителя.

За дверью послышалась возня.

— Фамилия написана неразборчиво, чего тянешь хозяин? Сам прочитаешь.

Фляжников отпустил плечо художника, склонился над большой спортивной сумкой.

Через секунду они увидели у него в руках короткоствольное помповое ружье. Франц опешил.

— Да вы очумели, Фляжников. Не вздумайте стрелять!

Журналист сделал шаг вперед и направил ствол на дверь.

— Ружье зарегистрировано. Сейчас произойдет то, что квалифицируется как самозащита.

Огромной силы удар легко, как былинку, сорвал дверь с петель. В спальне закричала мать.

Двое в масках, вооруженные пистолетами, попытались проникнуть в помещение. Выстрел дуплетом прозвучал громогласно, словно из гаубицы.

Первому из бандитов картечь вспорола живот, словно цыганский плуг целинную землю. Второй, зажимая простреленное плечо, уносил ноги в неосвещенную глубину подъезда.

Петр Мунтяну без конца одергивал белоснежный манжет, поглядывая на циферблат роскошного “Ролекса”. “Время вышло! Что делать? Если они в милиции, никто не даст гарантию, что Алик и Гоша станут держать язык за зубами. Тогда вместо картины и родной Сучавы придется пилить срок в каменоломнях Сокерян”.

Петр позвонил в справочное бюро железнодорожного вокзала и узнал в котором часу отправляется ближайший поезд на Кишинев.

После двенадцати дня тревога переросла в паническое состояние. Румын метался по номеру, без конца выглядывая в окно.

Еще через час, после часу дня, Петр вытащил из шкафа добротный чемодан и начал собирать вещи. Предчувствие опытного человека подсказывало, что необходимо уносить ноги.

Телефон жалобно пискнул, затем издал короткую трель. Петр схватил трубку.

Звонила позавчерашняя девица, кажется, Лариса или Людмила.

Голос девушки его немного успокоил. Проведенная с ней ночь была действительно удивительной. Девушка просила встречу повторить.

— Петр, вы меня не забыли?.. Очень хочу опять с вами встретиться.

— К сожалению, милая, сегодня не могу, дела.

Она помолчала, затем сказала обиженно:

— Вы обещали увезти меня за границу… уже забыли?

Он хорошо помнил свое обещание. Знакомый перекупщик живого товара в Чикаго сгрузил бы за эту девушку не менее пятидесяти тысяч.

— Помню, милая, но придется немного…

В прихожей открылась дверь, затем раздался грохот. Петр швырнул трубку на стол и выскочил из зала.

Бледный, как полотно, закатив глаза, Скилет лежал на полу. Из-под черного пиджака на светлый линолеум пробивалась красная струя.

Вызывать скорую было равносильно самоубийству. Тишину унылого гостиничного коридора никто не нарушал. Все было спокойно. Румын вытащил из аптечки флакон и наклонился над пришельцем. Не дождавшись, когда раненный как следует прочихается, железными пальцами Петр схватил его за волосы.

— Где картина?.. Вам удалось захватить полотно?!

— Нет, у художника оказалось оружие. Гоша убит, мне удалось уйти…

— Как вы хотели захватить полотно, говори!

— Я представился почтальоном, но он меня выкупил, не захотел открыть дверь. Пришлось дверь взломать…

У Петра от злобы свело скулы. “Миллионы, которые фактически были у него в руках, благодаря первобытным методам работы ушли навсегда”.