Юрий Комарницкий - Нина «Золотоножка»

После его слов лицо Нины приняло знакомую Мультяну маску каменного сфинкса. Ответ последовал тот же, что и на протяжении многих месяцев следствия:

— За мной никто не стоит. А если бы и стоял, приносить людям страдания не в моих правилах.

Такой подход к делу удивлял видевшего виды адвоката. Обычно подследственные ломались с первых дней пребывания в тюрьме. Здоровенные мужики, попадая за решетку, готовы были утопить, как говориться, даже родную мать. Каждое уголовное дело пестрело от фамилий людей, которых, чтоб выгородить себя, брали слабодухие, как говорится, “прицепом”. В какой-то мере все ее знакомые и друзья так же не понимали подобного упрямства. Казалось, назови она фамилию человека, который оставил злополучные деньги у нее в буфете, и узкие тюремные двери откроются. Ведь тюрьма для женщины — смерть. Но моральная смерть была для Нины Никифоровой куда страшнее смерти физической, что она и доказала своим поведением.

Заключенные одной из камер Ярского КПЗ день встречи Нины с внучкой запомнили надолго. Импровизированный стол, застеленный целлофановой скатертью, был в диковинку даже для дежурных прапорщиков. Не всегда в своих семьях охранники видели такое обилие отборной пищи — колбасы “Салями”, копченого мяса, красной рыбы, пирожных, конфет и прочей снеди. Что касается спиртного — деньги в местах лишения свободы, впрочем как и на воле, полновластные господа. За здоровье внучки Нины Никифоровой, Юли, в Ярском КПЗ пили все: и прапорщики и заключенные.

Близился Новый год. У свободного человека может сложится впечатление, что там, за высокой стеной, люди этот замечательный праздник не празднуют. Совсем не так. В мужских камерах по всем правилам конспирации в импровизированной посуде выстаивается брага. Ее выдерживают в резиновых сапогах, целлофановых мешках, любой доступной емкости. В женских камерах из перетертого печенья, масла, сахара изготавливаются торты. В самый канун Нового года, когда охрана навеселе, возможен даже обмен изделиями между мужскими и женскими камерами. Что касается поздравлений — сотни надушенных, перевязанных серебряными ниточками писем гуляют по тюрьме.

После сердечного приступа Золотоножку перевели в другую камеру. Сама она с подобной просьбой к администрации не обращалась. Какими бы серьезными не были причины у заключенного, для перевода такая просьба в тюрьме будет воспринята враждебно. “Попросил перевод — значит стукач или опущенный”. В новой “хате” народ жил сам по себе. Есть такие камеры, куда подлые люди длительное время не проникают. Здесь царит относительное миролюбие, нет враждующих блоков. Такие камеры чем-то напоминают больничные палаты на свободе. Люди по желанию делятся друг с другом пищей, нет слежки, в общем, не создают дополнительные трудности.

О Золотоножке знали и в этой камере. Женщины, у которых были нижние места, взволнованно засуетились, ожидая, что Нинка Золотоножка принадлежит именно к категории подлых зэков и начнется беспредел.

— Извините, девушки, — вежливо повела себя Нина, — я с больнички. Сердце шалит. Может кто уступит нижнее место.

Это “извините” для Дубовской тюрьмы было чем-то вроде грома среди ясного неба. Все знали какой контингент сидел в 16-ой камере, где произошла резня. Заключенные женщины были уверенны, что Золотоножка растопырит пальцы, ткнет хозяйку нижней нары в подбородок и заявит: “Сваливай, козлиха, на вертолет, ты здесь тащишься не по праву!”

Одна из заключенных, явно интеллигентных корней, засуетилась.

— Безусловно, занимайте нижнее место, Нина Героновна, сердце, знаете ли, вещь серьезная.

Она свернула целиком с матрасом свою постель и положила на верхний ярус. Нине было жаль эту серьезную, высокую женщину с печальными глазами, но сердце у нее действительно еще пошаливало. Забираться на верх — постоянно держать тело в напряжении… Ей действительно нужен был отдых.

За створчатыми жалюзи и решеткой шел снег. Когда заключенные периодически для проветривания снимали застекленную оконную раму, в камеру попадали белые хлопья.

Грусть о доме и о сыне ржавчиной разъедала душу. Иногда сердце успокаивалось, а порой начинало колотиться в бешеном ритме. Временами Нине казалось, что адвокат ее обманывает, ее дело безнадежно. Но тщательный анализ в здоровых, не деградированных, как у большинства заключенных мозгов, подсказывал, что по ее освобождению ведется большая работа.

Неожиданное событие, благодаря Золотоножке, позволило заключенным этой камеры отпраздновать Новый год по-царски. Перед самым праздником ее неожиданно вызвал к себе начальник тюрьмы. Когда Золотоножка прошла в огромный кабинет, глаза отказались поверить увиденному. В кабинете полковника находился ее хороший приятель по свободной жизни Петро Порощук.

— Вот, Нина Героновна, решил сделать вам новогодний сюрприз, — сказал начальник тюрьмы. Только из уважения к вам и к Петру… Обычно у нас такие вещи не практикуются.

Петро долго, как-то растерянно, тряс Нине руку. Из его слов она узнала, что город всколыхнул ее арест.

— Люди не дураки, Нина, знают, что тебя подставили. Твой адвокат опрашивает сотни людей. Собирает подписи. Так что если даже осудят, выйдешь на поруки.

От подобных разговоров Нина устала, хотя в присутствии начальника тюрьмы слышать подобное было приятно. Разговор длился более часа, а когда пришло время уходить, Петро протянул ей огромный пакет.

— Вот, Нина, с разрешения начальника тюрьмы прими передачу.

То, что принес Петро Порощук, и на свободе можно было смело назвать царским подарком. На столе у заключенных камеры 46 в ту Новогоднюю ночь были свежая черешня, ананасы, помидоры и апельсины, шоколад и печенье.

Адвокат Владимир Мультян был прав. Кому-то из власть имущих до ломоты в костях хотелось “убрать” Золотоножку. Анализируя события прошедших лет, Нина терялась в догадках. Она понимала, что ее, казалось бы, заурядное место, вокзальной буфетчицы вызывало зависть у многих. Люди обожают считать чужие деньги и тому, кто имеет дело с деньгами, пусть даже в силу своей работы, приписывают миллионные доходы. И еще: как бы это не выглядело смешным, именно на вокзале в Жмеринке формируется общественное мнение. Ведь Жмеринка железнодорожный город. “Кто мой заклятый враг?” — думала Нина. — Ведь обвинение о даче взятки только предлог”. Ответ где то был, но распутать этот клубок интриг Нине Никифоровой и ее адвокату было пока не под силу.

В Ярском КПЗ, которое видело, как и всякое КПЗ, безбрежное море горя, она уже стала своей. Молоденькие старшины и лейтенанты, завидев ее, сочувственно вздыхали. В камере, где она сидела, постоянно были сигареты и чай. Но кроме лейтенантов и старшин в этом городе были и другие люди. Интересный все же народ прокуроры и судьи. Они сделаны из того же теста, что и остальные. Точно так же хотят кушать, оправляются, боятся холода и голода, любят красивых женщин, но вот злобы у них неизмеримо больше, чем у обычного человека. К примеру, давно было замечено умными людьми, что эта категория облеченных властью людей, ужасно не любит применять в практике презумпцию невиновности, которая базируется в основном на интуиции. Тем не менее, что то на подобии формулировки виновен по интуиции суда в нашей славянской стране звучит в судах ежедневно. Вот и сегодня вертлявый прокурор с шальными глазами шизофреника в процессе обвинительной речи твердит: