Игорь Тихорский - Лунный свет[ Наваждение Вельзевула. Платье в горошек и лунный свет. Мертвые хоронят своих мертвецов. Почти конец света]

Однажды Мехмед Сонбаев с Юрием Никитичем проводили обыск. Обычный обыск на хате у любовницы какого-то расхитителя социалистической собственности.

Вернувшись, Мехмед подозвал меня и отвел в сторону. Когда Сонбаев заявил, что собственными глазами видел, как Маковкин положил в карман несколько драгоценностей — кажется, там фигурировали брошь и кольцо, — я промолчал. Только долго пытался понять, зачем такой классный опер решился на столь мелкую кражу. И до сих пор этого не понял.

Мехмед не устроил скандала. Он тихо посоветовал Юрию вернуть вещи и уволиться. Маковкин так и сделал, и если ранее у меня имелись подозрения, что Сонбаев ошибся, то с увольнением Маковкина они рассеялись.

Столь сложно я объяснять не стал, а просто ответил:

— Да, помню.

— Вот, — обрадовался Кротков, — и отлично. Значит, свяжусь с ним и предупрежу о вашем визите. Адреса, извините… Да он сам встречу назначит. А вот еще женщина у Димы имелась…

— У кого их нет?

— Нет, эта постоянная. Вас интересует?

— Зазноба, получается.

— Я исключительно в том смысле, что вы, Никита Валентинович, требовали имена тех, с кем Дима общался часто. Ну и…

— Ну и?..

— Звать ее Юля, обитает где-то на Гражданке. Точного адреса, простите, не знаю. Видел ее один раз, случайно. Она старше его. Высокая, с вас ростом, стройная, шатенка. Волосы короткие. Больше, увы…

Обратно меня везла Екатерина. Прежде чем заговорить, практически без паузы выкурила штук восемь сигарет.

— Будешь искать обидчиков Чернова?

— Угу.

— Купился на посулы муженька?

Мне противно спорить.

— Угу.

— Брось это. Прошу тебя, брось. Честное слово, май френд, в жизни нет ничего прекраснее, чем сама жизнь. А ты легко можешь потерять и это.

— Зачем же предупреждать?

— Затем, что ты мне нравишься, дарлинг.

— Спасибо за совет. Учту.

— Учти, май френд. И, прошу тебя, побыстрее учти. Ты и в самом деле мне нравишься.

Наутро в отделе хаос. Непринцев бродит по коридорам, напыжившись, как премьер-министр. Его успели снять для «ящика». Кажется, в «Телеслужбе безопасности». Или «Вавилоне». Дерьма всякого хватает.

От Паши явственно несло алкоголем. Причем низкого качества. Ну, ясно, праздник.

Бант у психолога съехал вправо. На щеках непроходимые дебри, а вот подбородок выбрит. Вместо смокинга на Паше ленинский жилет. Джинсы, и сапоги те же. На лбу морщины, а под глазами красные круги.

По слухам, Милин, заместитель начальника РУОП, зовет его обратно, а Паша мужественно отказывается. Эти слухи распускает он сам.

— Никита! Здорово! Как я психа… А?! Представляешь, Серж перчатками машет, а я думаю: на трупе Дорониной три шерстяные нитки. И на трупе Головниной есть. От чего? От перчаток! Вдруг вспомнил: Андреев при мне в раскрашенных перчатках шлялся. Они, мол, не его, а Матвея. Короче, звоню Андрееву: «Адрес Матвея?» Потом к тому. А его дома нет. Черт, думаю, как бы не опоздать. От соседей опять Андрееву: «Адрес Марины?» Только-только успел…

— Ладно, — говорю, — поздравляю. Как денек?

— Спокойно. Минус двадцать шесть. Ни единой мокрухи пока, тьфу-тьфу-тьфу.

— Тогда гуд бай. Чао, ауфидерзеен и т. д. Адье.

— Куда собрался?

— Можешь сколько угодно потешаться — на рынок.

— A-а. Счастливо. — И снимая телефонную трубку: — Кому не спится в ночь глухую?

От директора рынка я не услышал ничего. Впрочем, о чем могли говорить хозяин рынка и директор? Мало огорчившись, я помчался в казино «Unplugged».

На дорогах — лед. Какой-то особый, серовато-коричневый. Сверху падают горы снега, дворники чистят крыши. Троллейбусы идут в парк.

В метро — тепло и полно рекламы. Магазин «Little-woods», таинственное чмо в бейсбольной кепочке под фразой: «Это — Тим, дружите с ним». У машинистов поездов развлечения свои. Они захлопывают двери, как только узреют стремящегося в вагон человека.

А в казино все нормально. Рослые, крепкие парни у входа с презрением пропускают меня, и я, заплатив за право оказаться внутри благородного заведения и взяв жетон, вхожу. Скидываю куртку кому-то в лапы и шагаю в зал. Посетителей маловато, слишком уж рано. Две дамы у стойки бара в платьях блестящего синевато-черного цвета, с вырезом от плеч до бедер и смурной пухленький дядечка с бокалом в цепких жилистых пальцах, облизывающий губы, глядя на девиц.

Владелец заведения приятно меня удивил тем, что лично спустился по широкой мраморной лестнице и поздоровался.

— Вас ведь зовут Никита Валентинович?

Я подтвердил, что да, дескать, так меня и зовут.

— Поднимемся ко мне. Меня предупредил о вашем приходе наш общий знакомый.

— Поднимемся.

Владелец казино (или один из владельцев) был серьезен. Улыбка никогда не появлялась у него на лице, довольно красивом, стоит отметить. Седые, зачесанные назад волосы вызывали безграничное уважение. Жесткие голубые глаза говорили о твердости характера, а безукоризненный серый костюм — о хорошем вкусе. Сверкающие лакированные туфли подтверждали первое приятное впечатление, а массивная черная трость с рукоятью в виде головы бурого медведя со сверкающим рубином добавляла солидности.

На вид владелец был примерно лет сорока. Он казался вполне безобидным, но я моментально причислил его к разряду очень опасных людей.

Мы обогнули маленький фонтан в холле и поднялись на второй этаж, где мой проводник толкнул незаметную дверцу, пропустил меня вперед и сам шагнул следом.

— Располагайтесь. Обстановка скромная, почти спартанская, но чем богаты, тем и рады.

Я опустился в уютное, лучше кротковских, вертящееся кресло, владелец казино расположился напротив, за его спиной тускло блестел сталью швейцарский сейф. Кроме этого, здесь стоял длинный стол с бутылкой шотландского виски на полированной поверхности и двумя стаканами, а стены были заклеены расписаниями боксерских матчей и афишами известных поп-групп.

Владелец казино плеснул мне и себе виски и протянул стакан:

— Звать меня Валерий Викторович, мне звонил господин Кротков и просил встретиться с вами. Если откровенно, звонку я удивился. Мы с господином Кротковым в натянутых отношениях. Однако я понимаю, о чем или, вернее, о ком пойдет речь, и готов всячески помочь.

— Благодарю. Мне редко помогают. Раз уж вы решились на откровенность, то и я в долгу не останусь. Михаил Олегович попросил меня разобраться в крайне щекотливом вопросе, и я согласился. Признаюсь, за определенное вознаграждение. Материальная сторона значения не имеет, прежде всего потому, что я отнюдь не уверен в конечном положительном результате. Скорее наоборот. Здесь же я оказался, движимый скорее смутными ощущениями, чем определенными версиями. Мне, собственно, ничего не требуется от вас. Я совершенно не представляю, с какой стороны взяться за это дело. Понятия не имею, зачем я приперся в столь грандиозное заведение. Единственное, что, быть может, представляет определенный интерес, это Димины разговоры. Возможно, он упоминал о чем-нибудь, что запомнилось вам. Возможно, какой-либо предмет или занятие привлекали его. Если это не так, я, скорее всего, откажусь от попыток разобраться в причине его преждевременной смерти. Я достаточно откровенен?