Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

— Не думаю.

Франк покачал головой.

— Пока они ищут тюремный фургон, — отрезал беглец, — вряд ли им взбредет в голову подняться по этой лестнице. Нужно не терять чувство логики и не нервничать!

Эти слова успокоили Лизу.

— Тебе стоит переодеться, Франк, — сказала молодая женщина, указывая на чемодан.

Франк согласился.

— Вы останетесь здесь, мэтр?

Гесслер утвердительно кивнул.

— Это очень неблагоразумно с вашей стороны, — заметил Франк. — Очень неблагоразумно. Предположите, что… что ситуация сложится неблагоприятно…

Не отвечая, адвокат уселся. Он выглядел бесконечно уставшим, как человек, не спавший несколько ночей подряд и пребывающий в другом измерении, не имея сил вырваться из него.

Гесслер бросил взгляд на Лизу, но та отвернулась. Это не ускользнуло от Франка, и его лицо напряглось. Он открыл чемодан и достал оттуда форму.

Он колебался, надевать ли ее. Эти лохмотья смущали его. С какой-то тайной, невысказанной ностальгией Франк подумал о своей тюремной одежде.

— Ну так что же? Будешь надевать свой прекрасный морской костюм? — с издевкой спросил Паоло, догадываясь о его сомнениях.

Франк скинул куртку и принялся расстегивать брюки. Прежде чем снять их, он посмотрел на окружающих. Никто, кроме Гесслера, не отвернулся.

— Я не люблю, если на меня смотрят, когда я раздеваюсь, — бросил он.

Паоло и Фредди поспешили повернуться к нему спиной. Но оба немца, не поняв его слов, продолжали спокойно глядеть на него.

— Да скажите же этим двум идиотам! — сказал Франк.

— Он хотел бы, чтобы вы отвернулись, — перевела Лиза.

Вернер и Баум кивнули и отправились к стеклянной двери посмотреть, что творится снаружи. Сняв одну штанину, Франк заявил, стягивая другую:

— Видишь, Лиза, мы оба прожили в Германии пять лет. Но ты выучила немецкий, а я — нет!

— Зачем ты говоришь это?

— Я просто констатирую факт. Ведь это правда. Разве не так?

— Но почему ты констатируешь это таким раздраженным тоном?

— Эти брюки царапают мне кожу, — сказал Франк. — Из такой материи шьют конские попоны. Правда?

— Как только очутишься в Дании, купишь себе шикарный костюм для выходов в свет, — пошутил Паоло.

Но над его шуткой никто не посмеялся, и это удивило маленького человечка.

— Можете повернуться! — объявил Франк, натягивая куртку.

Все повернулись, и Франк улыбнулся присутствующим. Показалось, что к нему вдруг вернулось превосходное настроение.

— Понимаете ли, — начал он извиняющимся тоном, — я отвык от того, чтобы на меня смотрели. В тюрьме скорее отвыкаешь, чем приобретаешь новые привычки!

Выпятив грудь, он округлым жестом нахлобучил себе на голову фуражку.

— Идет мне форма?

— Ты похож на настоящего моряка, но не на немца, — заметил Паоло. — Вы не находите, уважаемый мэтр?

— Включи-ка радио, Лиза, — приказал Франк.

Она снова принялась крутить ручку настройки в поисках информации, но ничего не нашла и оставила музыку. Это был венский вальс с резко акцентированным ритмом. Взяв паспорт, Франк прошептал, листая его:

— Кстати, а как же меня зовут?..

Найдя имя, он проговорил его по буквам с ужасным акцентом:

— Карл Людрих!

Гесслер поправил его произношение.

— Если спросят ваше имя, а вы так произнесете его, вам с трудом поверят, что это — ваше настоящее имя.

Франк несколько раз повторил имя, и всякий раз Гесслер поправлял его. Наконец, ему удалось произнести его более или менее правильно, и адвокат сказал, что так может сойти. Франк спрятал паспорт в карман.

— А что вы делали во время войны? — спросил он у своего адвоката.

Гесслер поднял голову.

— Я был офицером. А что?

— В тюрьме я не осмеливался спросить вас об этом.

— Вас это так интересовало?

— Вы воевали в России?

— Нет, в Ливии.

— А во Франций?

— И во Франции тоже.

— Вам понравился Париж?

— Нет.

— Почему?

— Потому что там были оккупанты. Мне он больше нравился до войны и сейчас. Это — такой хрупкий город…

Слонявшийся без дела в углу склада, где горой лежали ящики, Фредди принялся рвать упаковку электрического бильярда.

— Ладно, — сказал Франк, — а знаете, что я делал во время войны?

— Что же вы делали? — спросил Гесслер.

— Я учился в лицее! Среди ваших клиентов были бакалавры?

— Случалось, — подтвердил адвокат.

Франк, казалось, расстроился.

— А я-то считал, что я единственный такой! — вздохнул он.

Спешно вызванный из комиссариата инспектор носил слишком длинное коричневое пальто и старую, потерявшую форму шляпу. Он осмотрел оба черных мотоцикла, записал их номера и, повернувшись к работавшим в туннеле людям, спросил:

— Кто-нибудь видел, как попали в лифт мотоциклисты?

Рабочие неуверенно переглянулись. Самый молодой из них, хрупкий паренек с лицам, усеянным веснушками, заявил:

— Я видел только полицейских…

Инспектор вздрогнул.

— Полицейских?

— Во второй половине дня в туннель въехал тюремный фургон. Его сопровождали два полицейских на мотоциклах…

Инспектору эта гипотеза показалась совершенно бессмысленной.

— Полицейские не — имеют привычки бросать в лифтах свои мотоциклы, — заявил он.

Все присутствующие разразились смехач, кроме покрасневшего молодого рабочего.

— И все же я думаю, что это именно их мотоциклы, — настойчиво сказал он, хотя голосу него при этом дрожал.

Его коллеги зашумели.

— Скажи-ка, Ганс, ты случайно не читал на ночь криминальный роман, и не запал ли он тебе в душу?

Эти саркастические замечания придали молодому человеку смелости, и он продолжил излагать свою точку зрения.

— Что-то показалось мне необычным в мотоциклах этих полицейских, — сказал он. — Обычно у них на руле висит белая табличка с надписью «Полиция». А у этих ее не было. И еще их мотоциклы были поменьше тех, на которых ездят полицейские. И потом…

— Что «и потом»? — настойчиво спросил инспектор.

— И потом на одном из мотоциклов не было одного грязеотражателя. Вот видите: на этом.

— У вас зоркие глаза, мой мальчик, — поздравил инспектор.

Ганс покраснел еще больше. Его коллеги больше не смеялись.

— Вы сказали, что эти полицейские сопровождали тюремный фургон? — продолжал инспектор.

— Да.

— Если они оставили свои мотоциклы во втором лифте, значит, они вышли пешком. Правильно? Расспросите о деталях на другом берегу реки.

Старший лифтер поднял телефонную трубку, чтобы связаться со своими коллегами из второго лифта. Теперь он жалел, что отпустил домой старого лифтера. Его показания могли оказаться заслуживающими внимания. На контрольном посту на другом берегу реки ему ответили, что, действительно, черный тюремный фургон выехал из туннеля около половины седьмого, но никакие полицейское его не сопровождали.