Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

— Покончил с собой, он? Ты шутишь? Ты не помнишь его радость, когда парижские медики объявили, что у него нет ничего серьезного?

Полиция взялась за дело. Уже знакомый мне комиссар обзванивал парижские больницы, морги, службу розыска пропавших, сыскные конторы…

Неделя выдалась очень бурной. К нам приходил инспектор полиции, задавал кучу вопросов. Неловко я выдумал эту историю поездки в Париж с неким другом. Полиция перевернула все вокруг, чтобы узнать, кто ездил в тот день в столицу. Оптового торговца свининой, знакомого Кастэна, допрашивали несколько часов кряду по одной только причине, что он в то утро ездил в Париж.

В Париже нашли врача, который, конечно же, заявил, что больной в тот день к нему не приезжал. У него спросили, действительно ли болезнь, которой страдал его пациент, была не так серьезна, и он ответил, что Кастэн должен был приехать именно для того, чтобы провести более тщательные исследования. Каждый день масса людей во Франции исчезает, и полиция сунула дело в долгий ящик. Я и Жермена остались одни.

Перед нами стояла проблема: что делать с магазином? Мы, детально обсудив ситуацию, решили поставить все по-другому. В конце концов, Кастэн мог еще объявиться, по крайней мере, люди могли так думать, а Жермена не была готова продолжить дело своего мужа.

Я предложил старшему носильщику возглавить похоронные церемонии, и жизнь пошла своим чередом. Как и раньше, я обедал в полдень у Жермены, а по вечерам шел в свою гостиницу.

Все склонялись к тому, что это было самоубийство. Люди считали, что Кастэн, чувствуя себя больным и замечая, что я наставляю ему рога с его женой, — а для местных кумушек в этом не было никаких сомнений, — покончил с собой. Прочесали речку, окрестные леса, просмотрели колодцы, болота, заброшенные ямы. И каждый ждал, что тело пропавшего найдется.

Все это действовало мне на нервы. Мы жили в каком-то странном оцепенении, опошлявшем нашу любовь. Представьте себе, мы не осмеливались отдаться любви из-за этого дамоклова меча. Каждый раз, слыша звук открываемой двери магазина, Жермена бледнела, как воск, и закрывала глаза. Меня подмывало рассказать ей всю правду, но, зная ее прямолинейность, я не мог не понимать, что, имей я несчастье признаться ей в своем преступлении, она навсегда от меня откажется.

Однажды вечером, уже собираясь в гостиницу, я сел на край стола.

— Послушай, Жермена, хватит с меня такой жизни!

— У меня она не веселее…

— Ну так хватит глупить, уедем. Ты найдешь управляющего, и мы начнем настоящую жизнь.

— Но…

— Не спорь, прошу тебя. Просто пораскинь мозгами. И, как добрые люди говорят, посмотри правде в лицо. Одно из двух: или Кастэн умер, или же нет. Если он мертв, ты вольна действовать, как тебе заблагорассудится, плевать на пересуды.

Я умолк. Трудно было это сказать, не дрогнув.

— Если он жив…

Она взглянула на меня, в ее глазах был какой-то мерцающий свет. Да, это был взгляд, за которым скрывалось недоговоренное.

— Если он жив… — подбодрила она.

— Если он жив, Жермена, значит, он тебя бросил и ты свободна, понимаешь? В любом случае ты в выигрыше.

— Что ты предлагаешь?

Я вытер лоб тыльной стороной ладони, думая, что он вспотел, но он был, как лед. Она уступала, я выигрывал.

Вы считаете, что я все выдумал на ходу? Я же не спал почти ни одной ночи, а бессонница, как вы знаете, так распаляет воображение…

— Ты сейчас скажешь, что не сможешь одна заняться предприятием, так?

— Да.

— Ты найдешь управляющего.

— А потом?

— Когда ты его найдешь, я уеду отсюда и помашу ручкой, ясно?

— А потом?

Она чуть не подпрыгивала от нетерпения.

— Через три дня ты приедешь ко мне в Париж.

Но мещанка в ней все же взяла верх.

— Но что я скажу людям?

Я взорвался:

— Ты их пошлешь подальше! Придумай им какую-нибудь историю, если ты так уж дорожишь их мнением. Что ты так цепляешься за их пересуды? Если твое положение здесь дороже моей любви, скажи это сразу же, чтобы я знал, что мне ждать…

— Не злись, Блэз…

Она раздумывала.

— А если… если муж все-таки вернется?

— Пошлешь ему цветную открытку! Выбор за тобой. Разве он не покинул супружеское гнездо?

— Конечно…

— А в отношении предприятия: подпиши бумагу тому парню, который тебя заменит, о временной передаче дел. Тогда в случае появления Кастэна этот временно управляющий должен будет уйти.

— Как хочешь, Блэз…

Я взял ее за плечи и пристально посмотрел в глаза. Я тонул в этом голубом чуде… Я прижался к ней щекой.

— Ну что, Жермена, решено?

— Решено, Блэз!

— Ты приедешь ко мне?

— Да.

— Клянешься?

— Клянусь.

— Не пожалеешь?

— Не пожалею!

— Скажи-ка…

— Что, дорогой?

— А тот…

— Ты же знаешь…

— Морис?

— Да.

— Давай не будем о нем…

— Только раз. Скажи мне, ты его еще любишь?

Она потрясла головой. Я так ждал этого.

— Ты всегда будешь меня любить, Жермена?

— Мне так нужна твоя любовь, Блэз, что «всегда» — слишком мало!

Все произошло, как я хотел, и тремя неделями позже мы с Жерменой жили вместе в Париже.

Я снял маленькую, меблированную квартирку на Монмартре, на улице Коленкур. Окна выходили на бульвар, и мы могли вдыхать этот странный весенний запах акаций.

Те несколько дней, что я ждал свою любовницу, были заняты поиском денег. Любовь — штука прекрасная, но чтобы ею наслаждаться вдоволь, надо преодолеть материальные заботы… Короче, у меня не было ни денег, ни малейшей идеи, как их добыть.

Когда я встречал Жермену на вокзале, в кошельке у меня, надо признать, было не густо: несколько тысяч франков. Но что ждало меня потом — неизвестно, да еще и с женщиной.

Она была очарована Парижем. Когда я увидел ее в толпе на перроне шумного вокзала, сердце мое бешено застучало.

Я задыхался от счастья. Она шла ко мне, улыбаясь, с чемоданом в руке, сияющая, изменившаяся. Я взял ее вещи и поцеловал. Мы не находили слов от радости. Ярко блестело солнце, и воздух был так чист, так легко дышалось.

Наша квартира состояла из комнаты, небольшой кухоньки и ванной. Все окрашено в соломенно-желтый цвет. С современной мебелью. В комнате были большие окна. Это резко контрастировало с той крысиной норой, где Жермена прожила так долго…

— Тебе нравится?

— Это великолепно, сказочно, дорогой!

Она нахмурила брови.

— Скажи мне, это, должно быть, безумно дорого?

— Это мои заботы!

— Ну уж нет… Я же знаю, что ты не богат. Подожди-ка…

Она открыла свой чемодан и вытащила оттуда небольшую коробку от бисквитов, закрытую пластмассовой крышкой.

— Держи.

— Что ЭТО?

— Посмотри.

Я открыл коробку. Она была полна золотых луидоров. Там их было столько, что даже не верилось.