Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

— Эй, Франк! — позвал он. — Кажется, Начинается шухер.

— Я слышал, — спокойно ответил беглец. — Не дергайся, они ищут фургон и пока не найдут его, мы будем сидеть тихонько, как мышки.

— Ты так считаешь?

Франк раздраженно взглянул на своего верного компаньона.

— Знаешь, Паоло, а ведь ты стареешь, — сказал он презрительно.

Паоло укусил себя за губу. Он не одобрял недостаточно почтительного отношения к собственной персоне.

— Приведи Гесслера! — приказал Франк.

Паоло покорно поплелся вниз.

— Как он ведет себя? — спросил Франк, прежде чем его приятель успел скрыться.

— Очень хорошо, — подтвердил человечек. — Он спокойно сидит на бочке с треской. Если бы ты видел его, то дал бы ему конфетку!

— Очень хорошо, приведи его.

— Что ты собираешься делать с ним? — спросила Лиза.

— Ты боишься за него?

Она прижалась пылающим лбом к стеклу.

— По нашей милости он уже стал соучастником тройного убийства: мне кажется, что это уже слишком.

Семеня мелкими шажками, с виноватым лицом обвиняемого, появился Гесслер в окружении Паоло и Фредди.

— Хо! Камарад, — позвал Фредди, подходя к Варнеру, — тебя зовет твой дружок.

Варнер бросил газету и вышел.

— Они должны подготовить кран для погрузки, — пояснил Фредди Франку.

Тот, казалось, не слыша его, спросил Лизу, не спуская глаз с Гесслера:

— Значит, твоя подружка Мадлен сказала тебе, что любить такого типа, как я, — безумие?

— Да, — решительно ответила молодая женщина, поворачиваясь в свою очередь в сторону адвоката.

— Я ведь с самого начала предупреждал тебя, помнишь?

— Да, Франк, ты прав, ты предупреждал меня.

Казалось, беглецу удалось вырваться из сладких чар своего мрачного наслаждения.

— Хорошо, спустись-ка на минуточку на склад, Лиза. А Паоло и Фредди составят тебе компанию.

— Ты знаешь, что легавые засуетились? — предупредил Паоло.

— Наверное, они сейчас разнюхивают в туннеле, — добавил Фредди.

— Да пусть разнюхивают! — нетерпеливо взорвался Франк. — Вы оставите нас в покое?

Лиза не пошевелилась. Жалобным голоском она попросила:

— Франк…

— Только на несколько минут, — ответил молодой человек, избегая ее взгляда.

Лиза быстро посмотрела на Гесслера, но адвокат не заметил этого. Когда Лиза и мужчины вышли, он взял стул, уселся на него, скрестил ноги и положил руки на колени.

— Пришла моя очередь? — спросил Гесслер.

— Почему вы так решили? — проворчал Франк.

— Потому что я разбираюсь в допросах. Всегда один и тот же механизм: подозреваемых вначале допрашивают раздельно, а затем их сводят вместе. Что вы хотите узнать?

Франк уселся за стол, оперся о него локтями и положил подбородок на руки.

— А вы тоже, Гесслер, считаете, что ошибка женщины любить такого мужчину, как я?

— Женщина никогда не ошибается, любя того, кого она любит, — серьезно и убежденно ответил адвокат.

— Вы считаете, что тип, вроде меня, может сделать счастливой такую женщину, как Лиза?

— Какое это имеет значение? — спросил Гесслер. — Что еще?

Этот ответ не удовлетворил Франка. Ему не нравились ни спокойствие его собеседника, ни его презрительный тон. Молодой человек взял со стола один из телефонных аппаратов и изо всех сил запустил его в другой конец комнаты. Телефон разбился о железную опору. Гесслер не моргнул и глазом. Только улыбнулся еще более иронично.

— Почему вы вернулись сюда, утверждая, что полиция перегородила туннель?

— Чтобы избежать естественного искушения, — ответил Гесслер, — предупредить власти, что в данный момент три охранника умирают в затопленном фургоне.

— Это все?

— Мне также нужно было удостовериться, что все пройдет гладко до прихода вашего корабля.

— Все это — совершенный парадокс, — возразил Франк, желчно улыбаясь. — Просто-напросто вы вернулись из-за нее. Правда или нет?

— Правда, — признался Гесслер.

— Вы любите ее?

Адвокат не колебался ни секунды.

— Я люблю ее.

Простота, с которой было сделано это признание, разочаровала беглеца. Он замолчал, храня при этом полнейшее спокойствие.

— Уже давно? — с робостью спросил Франк.

— Не знаю.

Франк меланхолично кивнул.

— Мой отец был архитектором, — помолчав, сказал он. — Иногда по четвергам он брал меня на стройку и оставлял в машине, а я скучал. Тогда, чтобы убить время, я начинал считать. Я заключал сам с собой пари. Например, я думал: «Когда дойду до двухсот пятидесяти, он вернется». Однажды я досчитал до шестисот тридцати. Вы мне не верите?

Гесслер сделал уклончивый жест. Эта тирада, выпадавшая из общего контекста, заинтриговала его.

— А в другой раз, — продолжал Франк, — я заснул на трех тысячах. Папа умер от эмболии, споря со своими подрядчиками. Меня в суматохе забыли в машине. Видите ли, уважаемый мэтр, с тех пор я ненавижу цифры. Интересно, не правда ли?

Казалось, Франк пробудился после глубокого сна. Он бросил на адвоката растерянный взгляд внезапно разбуженного человека.

— Ну что же, — сказал он, — вы хотели подробностей о моем детстве и юности…

— Не то время, — возразил Гесслер.

— Как раз наоборот, потому что скоро мы расстанемся. Детские воспоминания, Гесслер, всегда ко времени. Человеческая жизнь длится всего лишь двадцать лет, а остальное… остальное — это воспоминания. Я хотел бы, чтобы вы знали: я не такой, каким вы меня видите, — плохо кончивший сын добропорядочных родителей. Я сам захотел сделать спою жизнь легкой и опасной. Да только, чтобы понять это… Чтобы понять это, нужно быть Лизой.

— Я всегда задавался вопросом, как вы познакомились, — прошептал Гесслер.

— А она вам не рассказывала? — удивился Франк. — О чем же вы тогда говорили?

Он облизнул пересохшие губы, ему хотелось пить. Почему никто не догадался принести попить?

— Однажды я пощипал одного биржевика, у которого она работала секретаршей. Все шло без сучка без задоринки. И вот две недели спустя я сталкиваюсь нос к носу с Лизой в одном ресторане: случай… Я сразу же понял, что она узнала меня. Вместо того чтобы исчезнуть, я объяснил ей, как организовал это дело, и, прежде чем уйти, назвал ей свое имя, дал свой адрес. Я спрашивал себя, что же она предпримет. Так вот! В один прекрасный день ко мне заявилась вовсе не полиция, а Лиза собственной персоной! Романтично, не правда ли?

— Очень, — согласился Гесслер.

— Да, немец способен понять это, особенно если он влюблен в Лизу. А у вас?

— Извините? — не понял Гесслер.

— А у вас как это произошло с Лизой?

Адвокат покачал головой.

— Что вы имеете в виду?

— Как она стала вашей любовницей?

— Лиза не моя любовница.

— Она сама сказала мне об этом, — солгал Франк, выдерживая взгляд своего собеседника.