Фредерик Дар - Глаза,чтобы плакать [По моей могиле кто-то ходил. Человек с улицы. С моей-то рожей. Глаза, чтобы плакать. Хлеб могильщиков]

Протягивая мне свежую газету, Медина выглядел смущенным. Я понял причину его смущения: под моей статьей красовалось его полное имя: «Фернан Медина».

— Я очень расстроен, — оправдывался он, — но старик настаивал, чтобы я полностью взял на себя ответственность. Сколько я ни пытался возражать…

Я постарался его успокоить:

— Какая разница, чье имя стоит под статьей, ваше или мой псевдоним? По крайней мере, сейчас я удовлетворен тем, что помогаю вашей карьере.

Тон, каким я произносил эти слова, не соответствовал их смыслу. Медина это тотчас же заметил и со вздохом сказал:

— Вы сердитесь на меня. Вы меня презираете, Жеф!

— С чего это вдруг вас стала мучить совесть, Фернан?

Он больше ничего не сказал, и в этот вечер мы изо всех сил старались говорить только на посторонние темы.

Жизнь продолжалась. Время текло спокойно и безмятежно. Мне нравился уютный дом, его серый фасад, облысевшие каштаны, ржавая железная ограда… Я обожал свою комнату и вечера перед экраном телевизора в обществе Эммы, в которой я все больше и больше видел сходство со счастливой, ко всему безразличной кошкой. Мне нравилось писать мои статьи, пусть даже и выходившие за подписью Медины. Я не имел права рассчитывать на моральные дивиденды, так как Жан-Франсуа Руа больше не существовал. Приходилось довольствоваться материальным поощрением и удовольствием от самого процесса литературного творчества. В конце концов, для человека, оказавшегося в моем положении, это было не так уж плохо.

В конце месяца Медина выдал мне конверт со ста шестьюдесятью тысячами франков. Он крал мою славу, но деньги его не интересовали. Как я ни настаивал на том, чтобы он взял их себе, Медина был непреклонен. В итоге я купил золотой браслет Эмме. Я знал, что она давно мечтает о такой безделушке. Как большинство девушек скромного происхождения, Эмма не могла спокойно относиться к холодному блеску желтого металла, который действовал на нее завораживающе. Подарок привел молодую женщину в восторг. Кажется, она была искренне тронута моим вниманием. Застегнув браслет на своем запястье, Эмма в порыве чувств бросилась мне на шею.

— О Жеф! Вы просто прелесть!

Я решительно отвел ее руки, не в силах вынести прикосновения молодого тела.

— Слово «прелесть» слишком плохо ко мне подходит. Не нужно меня называть подобным образом.

Эмма с тревогой спросила:

— Жеф, вам плохо? У вас какие-то проблемы?

— Нет, разумеется, нет.

— Вам недостает женщин, я угадала? Ведь сорок четыре года — это самый расцвет мужчины. Вы когда-нибудь были женаты?

— Никогда. У меня было слишком много любовниц. Они ни за что бы не простили мне этого шага.

— А в Испании у вас были любовные связи?

— Да, связи-однодневки, со шлюхами из китайского квартала.

Эмму явно шокировали мои ответы, но она не могла удержаться от новых вопросов.

— Но почему проститутки?

— Я утратил страсть к завоеванию женских сердец.

— И…

— Что и?..

— И вас удовлетворяли подобные связи?

— Физически — да, духовно — нет, конечно. Я тосковал по моим маленьким парижанкам в фиолетовых костюмах. В их обществе я получал истинное наслаждение…

— Вы не шутите?

— Отнюдь. Любовь у меня ассоциируется лишь с порочными и лживыми женщинами, иначе она теряет остроту и шарм, становясь чисто утилитарной. Я вас шокирую, не так ли?

— Немного, но мне это приятно. Рассказывайте дальше.

— А что, собственно, рассказывать?

— О ваших приключениях во Франции. Чужие любовные отношения всегда вызывали у меня жгучий интерес, потому что сама я не нахожу в этом прелести. Половой акт мне кажется грязным и глупым делом.

Она легонько толкнула меня.

— Признайтесь, я тоже вас шокирую?

— Немного. Мне грустно видеть, что молодая и красивая женщина…

— Вы полагаете, что это добавит что-то новое к моей молодости и красоте?

— Я в этом убежден.

Она с сомнением покачала головой и спросила после небольшой паузы:

— Может быть, мне стоит обратиться к психоаналитику?

— Да, но при условии, что он обладает достоинствами Казановы.

Она улыбнулась.

— Я так и не получила ответа на свой первый вопрос. Ощущаете ли вы потребность в женщинах в данный момент?

— Скорее всего, да, но это не столь важно. Все мы подчиняемся закону привыкания, ведь Бог — это добрый дьявол.

Эмма принялась играть своим новым браслетом, легко ударяя им о подлокотник софы.

— Знаете, Жеф, я хотела бы вам кое-что предложить…

— Слушаю вас.

— Почему бы вам не заняться любовью со мной?

Сначала я решил, что ослышался, затем мои руки похолодели.

— Идиотка, — хрипло произнес я.

Она как ни в чем не бывало продолжала позвякивать своим браслетом. Эти звуки действовали мне на нервы.

— А что, собственно, вас смущает? Я не люблю секс, следовательно, могу им заниматься, не испытывая чувства вины перед Фернаном.

— Замолчите!

— Ну неужели вы не понимаете, что в этом нет ничего дурного? Возможно, вы даже испытаете некоторое удовольствие!

— Нет уж, увольте.

— Вы овладеете фригидной женщиной, так что удовольствие будет чисто интеллектуальным. Понимаете, что я хочу сказать?

Я не мог понять, дура она или извращенка, и прямо спросил ее об этом.

— Ни то, ни другое. Просто вы вызываете у меня сочувствие, и я предлагаю вам свое тело. Разумеется, кому попало я не стала бы оказывать подобной услуги.

Эмма поднялась. На ее губах играла улыбка.

— Итак, да или нет?

Не дожидаясь ответа, она принялась раздеваться. Привычным движением стянула вниз юбку и с чисто женской грациозностью переступила через нее. Таким же способом избавившись от нижней юбки из белого шелка с кружевами, Эмма сделала шаг навстречу мне и повернулась спиной.

— Вы не поможете мне расстегнуть лифчик, Жеф?

Это было уже чересчур. Схватив за плечи, я развернул ее и влепил изо всех сил пару пощечин.

— Ах вы, грязная шлюшка! Поищите себе иного партнера для подобных игр!

Другая на ее месте сгорела бы со стыда только от сознания того, как нелепо она выглядит, стоя почти голышом, с пылающими щеками перед телевизором, с экрана которого вещалось о тайнах гелия. Однако, одетая лишь в трусики и лифчик, Эмма ничуть не утратила самообладания. Она спокойно возвышалась над шелковым кольцом юбок, словно восхитительная статуя на своем пьедестале, и, улыбаясь, смотрела на меня. Я бросился в свою комнату и за несколько минут побросал в чемодан нехитрые пожитки. Когда я вновь спустился в гостиную, по-прежнему раздетая Эмма лежала на диване и смотрела телевизор.

— Прощайте! — закричал я, направляясь к двери.

— Прощайте, Жеф! — отозвалась она своим обычным спокойным голосом.

Я поднял воротник плаща и шагнул в прохладную влажную ночь. В легком тумане горели газовые фонари, напоминая Венецию. Пахло мокрой землей, прелыми листьями, старым забытым садом.