Ирина Горбачева - Москва-Ростов-Варшава

– Мальчик мой, теперь ты всегда будешь с нами. Я никому тебя не отдам.

За большим семейным столом было шумно и радостно. Марта Теодоровна рассказывала, как боялась за мальчиков, которые около месяца находились у неё. Как приходил участковый и проводил с ней беседу.

– Я уверена, что это Катин сосед сообщил участковому о детях. Участковый хотел оформить ребят в приёмник. Но я решила подождать, сама не знаю чего. Сердце подсказывало – всё будет хорошо. Сыновья помогли с ним договориться.

По русскому обычаю выпив за счастливое возвращение Лёли и за воссоединение семьи, за Васю и Ванечку, за скорейшее выздоровление Светланы, за доброе сердце Марты Теодоровны, я с родителями, забрав Макса и Васю, покинули гостеприимный дом Лещинских. Алька с Максом сопроводили Марту Теодоровну на Чистопрудный.

Я радовалась и плакала от счастья, что, наконец, вся наша семья вместе. Горе и неизвестность сплотило нас ещё больше, моя семья увеличилась со знакомством Макса, мальчиков, Светы. Мы все друг – другу стали родными, даже Марта Теодоровна. И переливание крови совсем не причём. Произошло, как в старом мультике из нашего детства: «Все мы одной крови».

Но… Опять это треклятое НО, которое при виде счастья, обязательно должно добавить капельку разочарования, сомнения, неудовлетворённости. Лёжа в постели зарывшись в подушку, я плакала. Я отчётливо осознала, что мне очень не хватает Глеба. Глядя на счастливых Альку и Лёлю, у меня до боли ныло сердце от тоски по нему. Казалось, сердце моё так стучит, что он не может не услышать его стука. Он обязательно услышит и, бросив всё, приедет за мной.

Под утро я поняла, что ничего он услышал. Или не захотел услышать. Я встала совсем разбитая, с опухшими глазами.

– Гоняется по Украине за кем-то и зачем-то… – грустно размышляла я, заваривая кофе и стараясь не нарушать тишины. Но не успела я налить напиток в чашку, как услышала какой-то непонятный звук около нашей двери. Я тихо подошла к ней и посмотрела в глазок:

– Услышал! Услышал! – я с радостью открыла дверь. На пороге стоял мой Глеб.

Неужели и, правда, он почувствовал, как мне необходим? Его объятия никогда не были так крепки, а поцелуи так горячи, как сейчас.

– Ника, никаких возражений и отказов не принимаю. Сегодня же прошу у родителей твоей руки. Молчи. Всё. С сегодняшнего дня «командовать парадом буду я», – я освободила своё лицо от его широкой ладони, которой он прикрыл мои губы.

– А с чего ты взял, что я буду против? Я и без разрешения родителей согласна быть твоей женой.

– Нет, уж. Без разрешения нельзя…

– Да, хватит вам целоваться в дверях! Согласны мы, согласны, – смеясь, сказала мама и обняла подошедшего папу, – отец, какие мы с тобой счастливые!