Грицюс Зенонас - Проклятье князей

– Значит, еще тогда наши предки понимали важность пропаганды, – расхохотался штурмбаннфюрер. – Прекрасная страшилка для нерадивой солдатни!

– Самое интересное было то, что эту докладную записку тут же поместили в личный секретный архив Великого магистра.

– Видно, такой юмор для сурового магистра показался слишком неуместным.

– Сперва я был склонен думать как и Вы, – признался профессор. – Но скоро в мои руки попала интересная смета на ремонт обыкновенного придорожного колодца в окрестностях Кенигсберга. Прочитав этот любопытнейший документ, я сразу задал себе две вопросы. Почему колодец вырыли в столь неподходящем месте? Отчего его ремонт стоил столько, сколько в те времена стоил небольшой домик горожанина? А главное – почему ее завизировал не какой нибудь чиновник ордена, а сам Великий Магистр, не занимавшийся хозяйственными делами? А найти это место, как говорят в Вашем ведомстве, было делом техники. Кстати, оно уже перед Вами.

… Литценберг оставил профессора в машине, а сам спустился в подземелье, удивившись изобретательству средневековых строителей. Вход в нее был мастерски замаскирован в стене колодца. Восемь на первый взгляд незаметных скользких выступов из камня, на самом деле оказавшимся очень удобными ступеньками для ноги, оканчивающихся около поверхности воды. Спустившись ними, знающий эту хитрость человек оказывался перед входом, который сейчас можно было бы назвать люком. Наверно, когда то ее закрывали маленькие кованные железные двери, но они уже давним давно были сорваны с петель или заржавели от вековой сырости…

Чуть помедлив, он осторожно лез в люк. «Все таки профессор непоправимый романтик, поверивший в страшные легенды, записанные каким то средневековым шутом.» – подумал штурмбаннфюрер. «Страшной тюрьмой» крестоносцев на самом деле оказались две пустые комнатки, больше похожие на каменные мешки. Литценберг поморщился – из за многовековой гнили тут невозможно было дышать, стало не хватать воздуха и он, мелком оглянувшись, уже собирался вылезать. Место для секретной базы диверсантов, за исключением мелких неудобств, конечно, было просто идеальной. Но его опередил выкрик командира взвода сопровождения унтерштурмфюрера СС Шульца.

– Господин штурмбаннфюрер, быстро поднимайтесь обратно, – взволнованно крикнул в колодец унтерштурмфюрер.

– Что случилось? – высунувшись в люк, недовольно переспросил Литценберг.

– Русские танки! Их передовой отряд прервал нашу оборону и совсем рядом с нами завязался бой. Если хоть один танк приблизится на дистанцию огневого поражения, нам несдобровать!

– Да, ты прав, – наверху оценив ситуацию, согласился Литценберг. – Риск слишком большой, времени на разгрузку у нас – увы – не осталось. Да и нет никакого смысла. Русские не дураки – их разведка обязательно поинтересуются, что нам нужно было около всеми забытого и никому ненужного колодца. Уничтожьте ненужных свидетелей, унтерштурмфюрер!

Штурмбаннфюрер кивком головы указал на столпившихся около грузовика пленных и с чувством до конца достойно выполненного долга пошел к машине…

… – Ошибся Ваш монах, профессор, – насмешливо сказал Литценберг. – Там я не нашел никаких следов помещения для пленных. Просто две маленькие комнатушки…

– Как сказать, как сказать, – уклончиво, не ввязываясь в спор ответил старик, с болью подглядывающий на толпы измотанных беженцев, медленно плетущихся по направлению к порту Пилау. – Кстати, это самое первое подземное сооружение города. Отсюда и начался этот уникальный опыт подземного строительства.

– Вот как? – вежливо кивнул штурмбаннфюрер, хотя сейчас на все эти сказки было глубоко наплевать. – Но сейчас для нас гораздо важнее, как сохранить Вас для Германии. Завтра рано утром я пришлю за Вами машину и позабочусь, чтоб Вам нашлось место в пароходе.

– У меня есть слуга, русский мальчик…

– Если он Вам нужен, заберите его с собой, – безразлично пробормотал штурмбаннфюрер.

Рано утром штурмбаннфюрер вызвал в свой кабинет личного водителя Вилли Хелинга. Там уже сидел и унтерштумфюрер Шульц.

– Вам обоим предстоит выполнить очень серьезное и секретное задание. Вы помните этого чокнутого старика, с которым мы ездили весь день?

– Конечно, господин штурмбаннфюрер!

– Вы должны забрать его и прислуживающего ему русского мальчугана и сделать видимость, что собираетесь отвозить их для эвакуации в порт Пилау. Но приехать туда они никоим образом не должны! К сожалению, это неприятная необходимость – но мы не можем быть щепетильны, когда речь идет о безопасности десятков наших людей. Это приказ командования. Я выразился ясно?

– Так точно, господин штурмбаннфюрер!

… Вилли был уроженцем Кенигсберга, знавшим здесь каждый уголок и считавшим его самим прекрасным местом на Земле. Сейчас он с болью и ужасом присматривался к тому, что осталось от его любимого, родного города. Повсюду валялись груди разбитого кирпича, каких то железобетонных блоков и мусора. Привести это хотя бы к элементарному порядку уже было некому и некогда. Невзирая на зимний холод и сквозь все тело проникающий ветер, толпы беженцев из города и его окрестностей беспрерывным потоком устремлялись к единственной надежде покинуть эту преисподнюю, созданную самими людьми – морскому порту Пилау.

Неожиданно пригодилось все то, что когда то было заброшено в самые темные уголки подвалов и кладовых. Не любившие расставаться со старыми вещами сейчас свысока поглядывали на своих соседей – собратьев по несчастью, когда то любивших подтрунивать над их жадностью. Скрипучие велосипеды, перекошенные детские коляски выглядели куда престижнее – а главное гораздо надежнее – ручных тележек, на изготовление которых шло буквально все, и половина которых разваливалась уже на полпути.

Вилли похвалил себя за то, что смог заранее предупредить – а главное убедить – своих родителей, что город обречен, а обещанное чудо – оружие всего лишь ловкий и дешевый трюк пропаганды. И скоро линия фронта будет проходить не где то в лесах Белоруссии или в крайнем случае равнинах соседней Литвы, а здесь, на подступах к их городу. Сейчас они где – то около Ганновера, в относительной безопасности, и слава богу, не видят этих ужасов войны. Пережить чувство собственной беспомощности, нередко ранящего не менее болезненно, чем случайный осколок бомбы.

Это осталось единственной оставшейся крупицей из того мнимого изобилия счастья, нахлынувшего на него несколько месяцев тому назад. Перед самой отправкой на Восточный фронт он узнал сногсшибательную новость. Его, одного из лучших водителей отдельного батальона, лихача, которого больше всех хвалили и с таким же постоянством беспощадно наказывали, отобрали на службу в СС! Но и это было отнюдь не все. Вместо того, чтобы вечно проклинать фронтовые дороги, он будет проходить службу здесь, в родном городе. Наслаждаться размеренной жизнью штабного водителя, дополнительным пайком и как из рога изобилия ссыпающимся увольнениями в город. В действительности же оказалось, что он всего навсего обреченный на бессмысленную гибель неудачник, вытащивший бытую карту. Сейчас бы не пожалевший всего на свете, чтобы вновь оказаться с бывшими сослуживцами по батальону, у которых еще осталось главное – надежда на жизнь.