Грицюс Зенонас - Проклятье князей

– В придачу еще станешь убийцей, – выругался себе под носом Вилли, тщательно объезжая очередную воронку, выбитую на дороге.

– Ты что там бормочешь? – сразу же насторожился Шульц.

– Воронки проклятые. Так и машину сломать недолго, – нашелся Вилли.

– Вот и смотри в оба, – высокомерно процедил офицер.

«Индюк недожаренный», – про себя подумал Вилли, медленно сбавляя скорость. Впереди уже была цель их поездки – дом профессора Клауса.

– Вы уже готовы? – без долгих вступлений спросил Шульц.

– Конечно! И премного благодарны господину штурмбаннфюреру за его заботу! – натянуто улыбнулся профессор, вместе со своим слугой вытаскивая в прихожую огромных размеров дорожный чемодан.

– Вы что, сошли с ума! – грубо окрикнул их унтерштурмфюрер. – Германия в смертельной опасности, а Вы думаете лишь о своем барахло. Все, что Вам необходимо на первое время, должно уместится… – его рассеянный взгляд скользнул по комнате и остановился на небольшом потрепанном кожаном портфеле, с которым профессор ходил на лекции в университет. – … вот здесь. В будущем Вами, как беженцами, полностью позаботится власти.

– Я не сомневаюсь, господин офицер. Но тут мои рукописи – это все, что я успел сделать за всю свою жизнь.

– Это ничто по сравнению с судьбой Германии. У вас осталось ровно пять минут, чтобы самое необходимое переместилось в портфель, – отчеканил эсэсовец и выразительно посмотрев на часы, удалился.

Через назначенное время профессор медленно спустился во двор, не стыдясь слез, последний раз осмотрел двор. Сзади шел юноша, неся до отказа набитый кожаный портфель. Как только они сели на заднее сиденье, водитель сразу на большой скорости помчался в сторону морского порта Пилау.

Отъехали они недалеко. Вдруг сердито завили сирены, протяжно загавкали зенитные орудия, все ближе и ближе приближался гром бомбовых ударов.

– Русские бомбардировщики, – вглядываясь в небо, заорал унтерштурмфюрер. – Сворачиваем под откос!

Но водитель словно обезумел и вместо этого только прибавил скорость, стараясь уйти под высокими столетними липами, распахнувшие свои ветви над дорогой. Он явно не рассчитал профессионализма пилотов. Машина вдруг дрогнула, на ее капот упал что то тяжелое и массивное. Через мгновение она, словно обретя крылья, уже летела в воздухе, взрывной волной страшной силы разрываемая на отдельные большие куски металла.

Ощущение мира пришел медленно и очень болезненно. Взрывной волной его вырвало из машины и безжалостно бросило на каменную брусчатку. Спасло его лишь счастливая случайность: бомба на машину упала в стороне водителя, за которым на заднем сиденье сидел профессор. Медленно поднял голову и заставил себя оглянутся. Недалеко от него лежало безжизненное тело профессора. Застывшие глаза старика глядели куда то вдаль, будто бы прощаясь с городом, которому он служил всю свою жизнь. Дальше смотреть не хотелось – густой, все расширяющейся ручеек крови красноречиво свидетельствовало о том месиве из человеческой плоти, что осталось офицера и его водителя. Вдруг в голову совсем некстати пришла пословица, которую он не раз слышал в родной деревне – «Если смерть прошла мимо, значит долго богом жить приказано». Улыбнулся и тут же скорчился от боли, сразу вспомнив, что он тут чужой, в чужом городе и чужой стране, без документов и плохо знающий немецкий. Задержание его любим патрулем или полицейским означало одно – верную гибель. Так что с пословицами пока надо повременить…

Юноша поднялся и шатаясь побрел подальше от этого страшного места. Вдруг остановился, увидев ударной волной далеко впереди на обочину улицы заброшенный кожаный портфель профессора. Он вспомнил, как они перед отъездом положили туда несколько банок консервов. Оставить столь драгоценный клад, который мог бы спасти его от голодной смерти, он, конечно, не мог и, сколько позволяли силы, побежал к портфелю.

Вдруг он застил, услышав, как кто то, видно, как и он, старавшийся уйти от бомбежки, споткнулся недалеко от него, и тихо, но внятно выругался:

– О черт!

– Ты русский? – тихо и осторожно спросил, еще не веря своим ушам.

– Да. В общем… белорус. Но это неважно. Нам надо отсюда побыстрее удрать, пока нас не спохватились. Ты тоже с рабочей команды – «гастарбайтер»?

– Тот самый. Я знаю здешние улицы и место, где нам можно спрятаться. И помоги тащить портфель – меня здорово оглушили бомбой.

– Побыстрее бы сюда пришли наши…

– Дождемся! Тебя то звать как?

– Афанасий!

– А я Коля…

Коля повел Афанасия обратно к дому, откуда их с профессором недавно забрали эсэсовцы. Идти в пустующую квартиру тем не менее было опасно – их кто то мог увидеть и тут же сообщить в комендатуру. Но Ваня знал более пригодное место – подвальчик в маленькой, давно заброшенной столярной мастерской во дворе их дома.

– Я знал, что что таких как я немцы вряд ли собираются оставить в живых и заранее готовил себе убежище. Даже сумел спрятать туда несколько картофель! – похвастался Ваня.

– Молодец! А я вот сбежал, когда только бомбардировка началась. Нас привезли чего то загружать…

Несколько дней они тихо лежали в подвальчике, боясь любим неосторожным шорохом видать себя. Пока на улице не услышали рев танковых моторов и родную, долгожданную русскую речь…

Прощались как то буднично и серо. Пожали друг другу руки и коротко пожелали счастливой дороги домой. Для показа истинных чувств они были слишком молоды, стеснительны и боявшийся показаться «не по мужски».

– Когда вернемся домой, давай напишем друг другу. Что, как, – вдруг предложил Ваня.

– Давай. Но у меня ни бумаги, ни карандаша.

– Есть! В профессорском портфеле не только консервы были. Еще какая то записная книжка с янтарной картинкой на обложке. Вроде ему студенты подарили в честь какого то праздника. Он ее знаешь как оберегал – ужас!

Он вытащил со дна портфеля объемистую записную книжку, похожую на маленький томик каких то стихов, и, там же найденным карандашом записав на последней странице адрес родной деревни, протянул ее Афанасию…

Старший прокурор отдела Балкской городской прокуратуры Тадас Вилутис свой рабочий день начинал с правила, выработанного за долгие годы службы и безотказно спасавшего его от досадных неприятностей по службе: прочтения вчерашним вечером каллиграфическим мелким почерком составленных заметок о том, чем следовало заняться лично ему и отделу после традиционного утреннего чашечка кофе. Не забывая о том, что утро всегда мудрее вечера, он еще раз придирчиво отделял первостепенное от несущественного, что вполне было под силу двум стажерам отдела, по милости начальства отданных на его попечительство. Короткое судебное заседание, обсуждение хода почему то вдруг неожиданно затянувшегося следствия со следователем следственного отдела городского комиссариата полиции…