Лев Златкин - Место полного исчезновения: Эндекит

— Трактуют однозначно? — спросил Костыль.

— Не знаю, кого как „трактуют“, — со значением ответил Пан, — но кружку все выносят из барака для того, чтобы выпить самогону или водки. „Мочай“ и в бараке можно выпить из титана.

„Мочаем“ называли в зоне ту бурду, которую приносили в титане, сваренную то ли из ячменя, то ли из листа брусники. Пить это можно было только в пустыне, когда организм уже обезвожен. Но ведь пили и в бараке. Из чего следует заключить, что в жизни все относительно: если позабыть вкус настоящего кофе, то сойдет и ячменный.

Он по каким-то своим, известным только ему соображениям наливал каждому в кружку столько, сколько тот, по его мнению, заслуживал.

Игорь заслуживал двухсот граммов, которые он и выпил с превеликим удовольствием, думая занюхать рукавом, но Пан предусмотрительно уже держал наготове мисочку с моченой морошкой. После „клюковки“ закусить моченой морошкой, лучше не придумаешь.

— Ништяк житуха! — одобрил Игорь, отдавая кружку.

— Не „коси“ под блатного! — оборвал его Пан. — Туда ворота широкие, сам не заметишь, как там окажешься. А вот обратно-то калиточка настолько узенькая, что и один ножичек перекрывает.

— Я не ищу поддержки блатных! — не согласился Игорь. — Мне уже не раз делали предложения выпить водочки и потрахать мальчика.

— А почему делают такие предложения? — спросил его Пан. — Ты хотя бы себе это уяснил? Почему не делают такие предложения, например, мне? Я — вор! Мне не делают, ты — фраер, с их точки зрения, а тебе делают. Почему?

— Я не знаю, — пьяно мотнул головой Игорь, — и не хочу знать. Кирюховаться с ними я не собираюсь, а остальное меня не интересует.

— А напрасно! — внушал Пан, наливая сто грамм Моне. — Они считают, что ты — уже почти что ихний. Ты сдал Горбаня тем, что быстро раскрутил его на „сознанку“. Мог бы и промолчать. Тогда Горбаня увезли бы из зоны, и, может быть, он остался бы жив.

Игорь усмехнулся и пробормотал:

— Вот для того, чтобы не жалеть, — заметил ворчливо Пан, — ты и должен взвешивать каждое свое слово здесь.

Игорь еще тише прошептал:

— Студентом тебя напрасно назвали! — заметил Костыль. — Тебе личит „поэт“.

Пан налил и ему сто грамм.

— Поэт, не поэт, — заметил он, протягивая Костылю кружку, — а хорошо там, где нас нет! Вот, тоже заговорил стихами. Прилипчивая зараза!

— Главное, проснуться утром живым! — пьяно заметил Игорь. — Меня после того побоища часто стали посещать такие мысли. Что если, действительно, убийца живет в нашем бараке?

— Лучше не думать об этом! — заметил Хрупкий. — Это все равно, что жить на мине и думать, рванет, не рванет.

— О! — оживился Пан. — Хотите, анекдот расскажу?

— Гони, Пан! — сразу согласился Костыль, передавая ему пустую кружку. — Я анекдоты очень люблю.

Но Пан, прежде чем приступить к анекдотам, налил себе грамм сто пятьдесят и выпил, не закусывая.

— А мне? — обиделся Хрупкий — Петя Весовщиков. — Я что, рыжий?

— Нет, но тебе желудок беречь надо! — назидательно сказал Пан.

Но, подумав немного, налил грамм пятьдесят и Весовщикову.

— Ладно, пригуби! — сказал он. — Только обязательно закуси. А я буду рассказывать. Однажды объявили конкурс на лучший хулиганский костюм, в котором все должны были явиться на бал. Выпендривались, кто во что горазд: один пришел даже с голым задом, но в английском костюме. Но первый приз получила молодая очаровательная девушка, явившаяся на бал в строгом черном платье, закрытом, как у монашки. Единственное, что отличало ее от монашки, был нарисованный на платье нотный стан со звукорядом, в котором отсутствовала всего одна нота.

Пан сделал затяжную паузу. Костыль, естественно, „купился“ и встрял:

— Ну и что же в этом было хулиганского?

— Отсутствовала нота „ми“! — тянул „кота за хвост“ Пан.

— Ну и что? — упрямо гнул Костыль. — Хулиганского-то что в этой ноте?

— Когда молодая красивая девушка сообщает всем собравшимся на бал, что „ми“ нет, то это о чем-то говорит! — довольно закончил Пан.

Игорь, знавший этот „с бородой“ анекдот, вежливо посмеялся, а Костыль все думал и думал, впрочем, как и Моня с Хрупким.

Наконец до Мони дошел смысл анекдота, и он оглушительно захохотал.

— Ну так бы сразу и сказал, что она предлагает всем минет! — заключил он.

Тут только и захохотал Костыль.

Не смеялся один лишь Петя Весовщиков. Сивуха прожгла ему поврежденный желудок, и он сидел в великом напряжении, боясь сделать рискованный жест, пока боль не отпустила. Ну, а тогда смеяться было уже поздно.

На его счастье, все были заняты разгадкой анекдота и не обратили внимания на его вытянутое от боли лицо. А то ему крепко попало бы за непослушание старшим.

Пан встряхнул остатки сивухи-„клюковки“ в бутылке из-под шампанского и задумчиво произнес:

— А это мне на ночное дежурство!

Никто не посмел возразить. Хозяин — барин! И так щедро угостил.

— Спать-то ночью разрешается? — поинтересовался Игорь Васильев.

— Официально нам разрешается только умирать! — усмехнулся Пан. — Всю ночь продежурить, конечно, сил уже нет. Прикорнешь малость часа на четыре, не больше. Хватает. Остальное можно в бараке добрать.

— Днем не так страшно! — заметил Моня. — А нам ночью в бараке спать…

— Как на мине! — усмехнулся Хрупкий.

— „Ми“ нет! — загоготал довольно Костыль, запоминая анекдот.

Пан задумался, сомневаясь, стоит ли сообщать собутыльникам о своих подозрениях, но затем все же сказал:

— Вообще-то, я подозреваю тут одного! Он может кого угодно заделать.

— Кто? — выдохнули все заинтригованно в один голос.

Но Пан неожиданно передумал.

— Пока рано говорить! — сказал он загадочно. — Обмозговать все надо. Есть кое-какие сомнения. Не могу понять, каким образом он оказался в туалете? Нет, в натуре: как он прошел мимо Лома. У того буркалы без стекол, в диоптриях не нуждается. Да и нюх у него был: что не увидит, учует. Особливо смерть.

— Может, его первого и завалили? — спросил Моня, — а уже потом и Полковника?

— А Полковник сидел „орлом“ тише мыши? — засмеялся Пан. — Он бы так заорал, что в „крикушнике“ слышно было. Не фраер, да и „перышко“ у него всегда было с собой, когда он шел куда-нибудь.

— Ты скажи, кого опасаться? — забеспокоился Костыль.

— Ежели он один, то и „замочить“ его будет в радость! — подхватил Моня.

— Братва, „навесить“ легко, — отказался сообщить подробности Пан, — отмываться потом трудно. Надо сначала доказательства представить. Верно, Студент? — спросил Пан Игоря Васильева.