Анатолий Афанасьев - Анатолий Афанасьев Реквием по братве

— Через три дня приду за тобой, — сказал он, когда к Протезисту вернулось поверхностное дыхание. — И после того, что я с тобой сделаю, этот толчок покажется тебе райским местом. Три дня, гнида, ты понял?

Протезист слабо кивнул.

Проходя мимо лежащего под умывальником громилы, Кныш наклонился и потрогал у него яремную вену. Пульс бился, хотя с перебоями. Кныш почувствовал облегчение. В жизни этого барана с накачанной мускулатурой не было никакого смысла, но он не хотел брать на себя окончательный приговор. Не его это дело. Пусть живет, пока не нарвется на точно такого же, но более удачливого барана.

Громоздкий, тучный, с седым ежиком на голове, будто гора с подснеженной вершиной, Рашид Львович Бен-оглы был из тех людей, про которых уважительно говорят: он сделает. О каком бы дерзком предприятии ни шла речь — он сделает! Коротко и ясно. И так говорят до тех пор, пока в атмосфере вокруг этого человека начинают происходить какие-то

169 странные колебания, и тогда фраза начинает звучать так: надо сделать для него. Этот момент означает, что человек, подобный Рашиду-борцу, достиг жизненной вершины — и это уже навсегда. Теперь отношение к нему окружающих, полное почтительного трепета, может изменить только смерть.

Известие о пропаже любимого племянника Арслана он получил на уик-энде, проводимом в загородном поместье в Петрово-Дальнем. Прибежал запыхавшийся нукер Муса и, пряча стыдливо глаза, доложил, что двое суток назад Арслан ближе к вечеру отправился в казино «Манхэттен», что в Замоскворечье, провел там время до трех часов утра, проигрался немного, оставил около десяти тысяч баксов, сел в свой серебристый, известный половине Москвы «Линкольн-люкс» и отбыл вроде бы на свидание с какой-то дамой. С тех пор о нем ни слуху ни духу.

Рашид-борец поднял на нукера тяжелый, бледно-оранжевый взгляд.

— Почему пропал? Кто сказал, пропал? Гуляет где-то… Кто не знает Арслана?

— Нет, господин, — Муса боялся встретиться глазами с Рашидом и смотрел в пол. — Звонили из офиса. У него была назначена деловая встреча с англичанами, очень важная. Он не мог ее пропустить.

— Почему не мог? Арслан — и не мог? Он же лоботряс.

Бледный оттого, что приходится возражать хозяину, Муса сказал:

— Это не тот случай. Англичане везли ему большой, приятный подарок… Мальчик исчез, господин.

Рашид-борец с любопытством разглядывал Мусу, рискнувшего явиться с дурной вестью, но беспокойства не испытывал. Не верил, что кто-то мог обнаглеть до такой степени, чтобы покуситься на его родича. Коротко бросил:

— Ищите, — и, обойдя несчастного нукера, окостеневшего посреди гостиной, прошествовал к бассейну. Распустил кисти парчового турецкого халата, не спеша, заранее блаженно пофыркивая, погрузился в хрустальную, нагретую до двадцати пяти градусов воду. Около часу бултыхался, как тюлень, выплескивая воду на мраморные плиты. Обычный утренний моцион. При своей огромной мышечной массе Рашид-борец много времени и сил тратил на то, чтобы не ожиреть. Ожирение грозило ему полной неподвижностью, как это случилось когда-то с железным Али; неподвижность хуже смерти. Собственно, это и есть смерть, только перегруженная желаниями, которые не могут осуществиться. Ничего на свете не боялся Рашид-борец, но иногда с тоской размышлял о невероятном положении, в котором находится мужчина, не способный овладеть трепещущей от страсти женщиной, переплыть реку или кулаком сбить с ног врага. За грехи бывают разные наказания, но такое, наверное, одно из самых суровых.

Запыхавшись, он вылез из бассейна и разлегся на поролоновом матрасе, косясь сразу на три, расставленные в необходимом порядке лампы Чижевского. Чтобы спастись от воображаемой беды, Рашид использовал все известные ему достижения науки, ежедневно по два-три часа изнурял себя лечебными гимнастиками, и единственное, что не мог заставить себя сделать, это посидеть на какой-нибудь новомодной диете, на чем настаивал его личный врач профессор Шлессер-зон. Еще ему плохо удавались пятилитровые очистительные клизмы на травяных настоях, хотя тот же Шлессерзон убеждал, что без них современному культурному человеку не обойтись. Рашид ему верил и старался изо всех сил, но могучий организм сопротивлялся проникновению в задний проход резиновой груши, может быть, на подсознательном уровне путая ее с одушевленным предметом. И смех и грех. Даже сразу трем опытным медсестрам не удавалось вогнать в него зараз больше литра настоя, а это, как говорил врач, было то же самое, что для слона дробина. Рашид-борец и сам знал, что лучше ничего не делать, чем делать что-то наполовину…

К нему подлетели две массажистки, турчанка Зузу и хохлушка Галя, и с веселым клекотом взялись охаживать ловкими кулачками его бугристую тушу. Он любил их обеих, но предпочтение все же отдавал турчанке (подарок Наюр-бека из Таджикистана), возможно, потому, что смуглоликая Зузу не понимала по-русски ни бельмеса, да скорее всего вообще не понимала человеческих слов. Беленькая и черненькая, обе пухленькие, со светящимися глазками, неистощимые на озорство, они действовали на него умиротворяюще. После их массажа он впадал в блаженную дрему и несколько минут словно плавал в юных грезах, размягченный, с оттаявшим сердцем. Но сегодня не вышло. Муса испортил утро, все же засадил маленькую занозу в сердце.

Честно говоря, племянник давно беспокоил Рашида. Старший брат Халид перед смертью (он умер от трех пуль в живот) поручил Арслана его заботам, но этого и не требовалось. Без всяких обещаний ни при каких обстоятельствах Рашид не оставил бы сироту. Теперь это был уже не мальчик, а взрослый мужчина двадцати трех лет, сильный, умный и смелый, как все мужчины в их роду; но с течением времени в характере Арслана проявились некоторые черты, непонятные Рашиду. Скорее всего это объяснялось тем, что по материнской линии Арслану подмешали русской крови, а природа, как известно, не терпит противоестественных соединений. Его простодушие и доверчивость граничили с идиотизмом. Сколько ему важных дел поручали, столько он и проваливал. Из осторожности Рашид использовал племянника только для разовых акций. Так хоть убытку меньше. Недавно послал в Баку за товаром, так Арслан вместо вагона травки пригнал две цистерны со спиртом и еще гордился собой, ожидал похвалы от дядюшки. Похвалы не дождался, но и вразумить дурачка, как положено, Рашид никогда не осмеливался: покойный брат стоял перед глазами с тремя пулями в брюхе и с вечным укором в глазах. Когда выяснилось, что в цистернах вдобавок спирт метиловый, мальчик немного смутился, но уже через час бодро похвалялся:

— Какая разница, гяуры жрут и такой!