Сергей Белошников - Палач

Она бросила на меня быстрый взгляд из-под приспущенных ресниц и улыбнулась:

— И потом, Андрей Антоныч, вы же знаете — женщины так часто действуют нелогично.

Это она-то — и нелогично?!

Я смотрел на эту красивую бабу и начинал потихоньку заводиться. Она явно что-то задумала. Но не собиралась мне об этом рассказывать.

— А ну как мы вас возьмем, гражданка Драгомирова, и задержим! По закону. Чтобы вы подумали у нас здесь как следует, суток эдак двое-трое, в чудесной компании милых дамочек с Московского вокзала, — вдруг раздался громкий голос за моей спиной.

От неожиданности я чуть не подскочил и резко обернулся. Это весело сказалсидящий за столом у окна Коля Аникушин.

Сообщил и наклонив голову, как птица, уставился на нее. А я уставился на него и мысленно уже вцепился пальцами в его тонкую шею. Идиот!

— Задерживайте, — снова пожала она плечами. — Но вряд ли вы услышите от меня другой ответ.

Я снова посмотрел на нее. Она не была напугана дурацкими словами Аникушина. Она просто замкнулась в себе. И она явно что-то задумала. Я не мог ее сейчас расколоть, но продолжал спрашивать.

— Вы ведь по профессии — журналистка?

— Журналист, — поправила она меня. — Журналист-международник. И фоторепортер.

— Хорошо. Пусть так, — легко согласился я. — Я не могу, не имею права заставить вас написать заявление. Но вы, как человек неглупый, улучите свободную минутку и подумайте о том, что вы у них, у преступников, можете оказаться далеко не последней жертвой.

— А с чего вы взяли, что я — жертва? — весьма натурально удивилась она.

Я продолжил, не обращая внимания на ее реплику:

— Потому что они остаются на свободе. Благодаря вам. И если случиться еще что-нибудь — в этом будет и ваша вина. И ляжет она на вашу совесть.

— Вот если что-нибудь действительно случится — вы и разбирайтесь, — спокойно отпарировала она, снова не глядя на меня. — Это ваша работа, вам за нее деньги платят. А со своей совестью я уж как-нибудь сама разберусь. Без посторонней помощи. Я могу идти?

Я взял ручку и написал несколько цифр на желтом прямоугольнике картона — своей визитке. Неудачный какой-то цвет, честно говоря. Положил визитку на стол перед ней.

— Здесь мои телефоны, — сказал я. — Служебные. И домашний я написал. Если все же вы надумаете, — можете мне звонить в любое время. Спасибо, вы свободны.

Она не глядя сунула визитку в боковой кармашек сумки. Неторопливо загасила сигарету. Поднялась и не прощаясь, выплыла за дверь — прямая, невозмутимая и очень далекая от меня и нашего маленького прокуренного мирка.

Коля посмотрел ей вслед и, когда она скрылась за дверью, фыркнул, презрительно ухмыляясь:

— Ну и стерва! Да рупь за сто, Андрей Антоныч — шлюха валютная. А понтов-то, понтов: тоже мне, международник, фоторепортер! Да я таких репортеров в «Прибалтийской»…

Я повернулся к нему, не дав договорить.

— Ты что, родной, вконец уработался?! — рявкнул я.

— А что я-то, что? — зачастил обиженно Коля.

— Сколько раз я тебе говорил — не встревай в мои разговоры с клиентами. Тем более такими, как она! Говорил я тебе или нет? А?

— Говорили… Да я хотел как лучше, Андрей Антоныч… Правда, Андрей Антоныч…

Коля понуро сник, его оттопыренные уши стали свекольного цвета. Я перевел дух, потянулся за сигаретами.

— Коля, знаешь, почему майор Кузьменко сделал вчера тебе втык по самые помидоры?

— За то, что дело не совсем правильно оформил, — надулся мой молодой коллега.

— Нет, Коля. За то, что с тобой дерьмо хорошо вдвоем лопать. Всегда опережаешь.

Я отвернулся от Коли и уставился в копии медицинских бланков. Я не мог официально завести на нее дело. Не мог привлечь ее — для этого она должна была сама добровольно заявить о факте изнасилования. Да и не это совсем меня сейчас интересовало. Я нутром чуял — она что-то задумала. И это «что-то» — отнюдь не детские игры. Здесь попахивало криминалом и — почти наверняка кровью. Не могла такая женщина, как она просто утереться и мило улыбаясь, дальше весело шагать по просторам. Спустя всего пару суток после того, как ее оттрахали подонки, она улыбается и плетет мне семь бочек арестантов. Она просто так всего не оставит — не только мне, ежу это было понятно. И пока она не натворила глупостей, я должен ее остановить. Но сначала — выяснить, что она задумала, эта красивая и, если мне не изменяет чутье, абсолютно одинокая женщина Ольга.

Я понимал, что скорей всего сейчас, начиная копать эту историю, а заодно и все остальное про эту барышню, приобретаю большую головную боль, но инстинкт, а вдобавок еще и злость на нее, подталкивали меня и заставляли забыть о благоразумии. Такой уж я человек, ничего не поделаешь.

Я набрал на телефоне несколько цифр внутреннего номера и позвонил Гене Шаталину — он единственный в нашей конторе сможет выполнить мою довольно-таки деликатную просьбу, не задавая лишних вопросов. Не потому что он такой безотказный, а просто за ним должок.

Была не так давно одна такая неприятная операция, во время которой Гена слегка зазевался. Дело происходило на Обводном канале, в каком-то рабочем переулке, где возле полуподпольного шалмана мы пасли одну веселую компанию. И когда события стали разворачиваться вовсю, причем не совсем по нашему плану, — соответственно, с воплями, стрельбой и беготней, Гена оказался в ненужное время в ненужном месте. И мне с трудом удалось выдернуть его из-под колес машины одного не в меру расшалившегося залетного верзилы, на котором висели разные нехорошие дела. Да и искали мы его, этого кавказского парня, да-а-авненько уже. Конечно, тогда и мне немного повезло, потому что я оказался рядом с Геной. В общем, я Гену за руку дернул, дальше Гена совершил полет шмеля, неловко приложился головой об асфальт, а верзила, охотясь за бедным Геной, не справился с управлением и с грохотом воткнулся в фонарный столб. Это его, видать, только раззадорило, но не остановило и он, вытащив из-под сиденья своей машины «калаша», решил поиграть со мной в гангстеров и полицейских. В результате я получил благодарность в приказе, Гена — легкое сотрясение мозга, а верзила — пол-обоймы из моего табельного «макара» в свою широкую грудь осетина.

Гена был на месте. Я поздоровался с ним и попросил подождать у телефона минуту.

— Ну-ка, Коля, сходи покури в коридор, — сказал я Аникушину. Тот с обиженным видом испарился.

Я все рассказал Гене. Все, что знал про это еще не начавшееся официально дело. И попросил его узнать про мою зеленоглазую протеже максимум того, что можно узнать неофициально — связи, работа, телефоны друзей и так далее. Больше всего меня интересовало — не пересекалась ли она по своим журналистским делам с кем-нибудь из нашей клиентуры. Ведь она не назвала тех, кто ее изнасиловал ни мне, ни врачу. Хотя врач, конечно, мог и темнить. Гена прекрасно понимал — что это только моя личная просьба. Но тем не менее обещал к послезавтра нарыть максимум информации. Я продиктовал ему ее данные, сказал, что через час Коля закинет к нему ее фотографию из журнала, который я на удивление легко вытряс из ее друга-врача. Потом, соответственно, я сказал, что с меня причитается, мы еще пару минут потрепались о том, о сем и уже прощаясь он задал вопрос, — последний и со смешком: