Сергей Белошников - Палач

— Ну, уж ты скажешь, Лёлечка, — мама махнула рукой, отдуваясь. — Так, чуть-чуть собрали. Если что-нибудь понадобится, ты с дачи позвони и я с кем-нибудь пришлю все, что тебе надо. Ты мне обещаешь?

— Конечно обещаю, ма, — приняла я серьезный вид. — Только никому не говорите, ни-ко-му, ни знакомым, ни незнакомым, что я на даче. Если будут звонить — я в командировке, в Сибири. На десять дней. А кому надо, я сама позвоню. И бабулю предупредите. Хорошо?

— Хорошо, но к чему такая конспирация, Лёлечка?

Она и догадаться не могла, насколько попала в точку.

— Так надо, ма. Срочная работа.

Я сунула руки в лямки рюкзака, с усилием подхватила неподъемную сумищу.

— Ключи, Лёля?

Я похлопала по карману:

— Всегда со мной.

Я расцеловала маму и Дашеньку и вышла за дверь.

С трудом затащив сумку в багажник, я туда же забросила и рюкзак с вещами. Огляделась по сторонам и полезла в машину.

Мой знакомый с детства двор еле-еле освещал одинокий фонарь возле песочницы. Да еще падали на асфальт разноцветные пятна света из окон.

Я вытащила карабин из чехла и ласково погладила отполированный прохладный приклад.

Хорошее у деда оружие, безотказное. «Медведь-4» называется. Могучая машина и калибр подходящий — 7,62. Неслабый подарок отца на дедовское шестидесятилетие — дедуля-то у меня заядлый охотник. Я открыла коробку с патронами и зарядила сразу четыре магазина. Каждый на три патрона. Жаль, что каждый не на десять. Но, ничего. Я защелкнула один магазин на место, остальные магазины сунула в карман. Передернул затвор, вогнав патрон на место, поставила карабин на предохранитель и положила его на заднее сиденье. Прикладом к себе, так, чтобы можно было его сразу и удобно схватить, и изготовиться к стрельбе. Рисковала я конечно, отчаянно — а вдруг меня остановят менты?..

Но я все равно облегченно вздохнула. Снова огляделась по сторонам. Никого. Мне показалось, что в проеме арки мелькнул прохожий. Но мало ли кто ходит по улицам в такое, достаточно позднее время — совсем не обязательно, что это бандиты.

Это я себя так мысленно успокаивала.

Тем не менее я развернула машину и извилистыми проходными дворами выехала совсем с другой стороны — на параллельную улицу.

Береженого Бог бережет.

Я сделала все так, как и задумала еще по дороге домой от мамы. Сняла трубку телефона, оставив ее коротко пищать, не выключила свет на кухне и в гостиной. И телевизор продолжал работать, подключенный к видеомагнитофону. А в видеомагнитофон я поставила кассету с какими-то боевиками, записанными в long play: теперь телевизор без нас будет орать на всю квартиру в течение добрых восьми часов, а потом запрограммированный видик отключится и TV — тоже. Но это будет уже под утро, когда нас и след простынет.

Он ничего не понимал, глядя на мои судорожные таинственные приготовления; молчал, не задавая глупых вопросов — и на том спасибо. Хотя я и не собиралась ему ничего толком объяснять, не до того было.

Лифт я не вызвала.

Мы, стараясь идти бесшумно, медленно спускались по ступеням. Я одной рукой поддерживала его, обнимая за талию, другой несла пластиковую сумку с вещами и лекарствами. Он, в свою очередь, обнял меня за плечи правой рукой, а левой здоровой, опирался на перила.

— Почему мы ведем себя, как заговорщики, Оля? — попытался пошутить он, практически повторяя недавнюю мамину фразу.

— Тише, я все вам расскажу. Потом.

Мы доковыляли до первого этажа. Но вместо того, чтобы выйти на улицу, я повела его коротким лестничным маршем еще ниже, ко входу в подвал. Он удивленно посмотрел на меня, но ничего не сказал. После недолгой возни я все же открыла своим ключом здоровенный амбарный замок на стальной подвальной двери. Потом достала из сумки и включила небольшой электрический фонарик.

Мы брели по мокрому бетонному полу, сворачивая в закоулки. Где-то поблизости капала с потолка вода, из непроглядно темных вонючих углов слышался наглый крысиный писк. Он держался за мое плечо и больше ни о чем меня не спрашивал.

Вышли мы наверх, на первый этаж, с обратной стороны моего дома, со двора через знакомый мне запасной выход. «Бомбоубежище» — белела на стене подъезда полустертая надпись рядом со стрелкой, указывающей вниз. Я толкнула скрипнувшую дверь и мы в обнимку, как раненые защитники Брестской крепости, вывалились в царившую во дворе непроглядную темень. Я выключила фонарик и спрятала его в сумку. Во двор выходили торцевые стены жилых домов, глухие брандмауэры. Мы протиснулись сквозь дырку в старом, забитом прогнившими досками проходе. Свернули направо и мимо мусорных баков через арку вышли на улицу.

Прямо перед нами стояла моя машина.

— Вы сядете назад, — сказала я негромко, настороженно оглядываясь по сторонам.

Я помогла ему забраться в машину. Пока он там неловко возился, устраиваясь поудобнее, я огляделась еще раз. Вроде ничего подозрительного. Я нырнула за руль, выжала сцепление и не включая фар, медленно поехала по узкой улице.

— А это что такое? — услышала я за спиной удивленный голос. Карабин увидел, поняла я.

— А вы разве не видите? Оружие, — спокойно ответила я, не оборачиваясь.

Он больше ничего не сказал по этому поводу. Я завернула за угол, сразу прибавила скорости и включила свет.

— Куда это мы путешествуем на ночь глядя? — подозрительным тоном спросил он, тяжело, с присвистом дыша. Все же недавнее подземное путешествие не прошло для него даром.

— Ко мне на дачу, — не сразу ответила я. — В Петергоф.

Он помолчал, осмысливая сказанное.

— Мне надо позвонить.

— У меня на даче — городской телефон.

— Но мобильный же у вас есть?

— И мобильный есть. Но звонить будете только с дачи, — отрезала я.

Было уже совсем поздно. Но мне необходимо было заехать еще в одной место. Я затормозила на углу, припарковалась между двумя темными силуэтами машин. Заглушила двигатель. Он ничего не спросил; сидел отвернувшись, глядя в окошко. «Большая Посадская» — гласила слабо освещенная уличным фонарем табличка на доме.

— Я быстро, — сказала я ему, вылезая из машины. — Никуда не выходите. Свет не зажигайте. И ничего не бойтесь.

Он ничего не ответил.

Я бегом поднялась на третий этаж. Позвонила. Она долго не подходила к двери. Потом послышались шаркающие неуверенные шаги. И она как-то неуверенно-боязливо спросила:

— Кто там?

— Светка, это я, Ольга. Открывай немедленно!

Звонко защелкали замки, дверь приоткрылась. Она посмотрела на меня в щель, дурища: цепочку она снова не поставила. Я толкнула створку двери от себя.

— Ты одна?

Она качнулась вперед и пробормотала:

— Конечно одна…

Я вошла, наклонилась к Светке и втянула ноздрями воздух. Несло от нее, как из бочки — была она смертельно пьяна. Расхристанная, ненакрашенная и пьяная. Я захлопнула за собой дверь и притянув Светку к себе, зашептала: