Сергей Белошников - Полнолуние

После традиционного набега на дедушкин огород, взяв в виде своей обычной дани большое лукошко клубники и оставив поверженного, но в последний момент пощаженного Михайлишина, я уходила, всей спиной ощущая его взгляд. И не только спиной, должна заметить. Как дальше будут развиваться наши отношения и что я буду делать – не знаю. Я вообще старалась не забивать себе голову. Потому что последние полтора месяца, пока я жила на родительской даче в Алпатове, Михайлишин постоянно оказывал мне подчас пусть не очень заметные, иногда просто неловкие, но вполне определенные знаки внимания. Чтобы понять, что к чему, не нужно быть семи пядей во лбу. И я, девушка сообразительная, наблюдательная, довольно быстро смекнула, что участковый положил на меня глаз.

Не скажу, что старший лейтенант Антон Михайлишин мне антипатичен, нет. Скорее, наоборот. Взрослый опытный мужик, что уже приятно. Неглуп, недурен собой, вполне воспитан и ненавязчив. Его ухаживания и брачные танцы с распусканием хвоста, естественно, мне льстили. Как польстили бы любой гетеросексуальной женщине. Я даже слегка ему подыгрывала. Отвешивала комплименты. Или наоборот, начинала над ним насмехаться, как сегодня на огороде, например. Впрочем, я не испытывала никаких угрызений совести, подкалывая здоровилу старшего лейтенанта, который делался в моем присутствии необычайно застенчивым. Просто ручным, как кролик породы белый великан. Вот я и резвилась. Правда, иногда мне даже становилось немного жаль парня. Интересно, почему это иной раз из меня лезет такая безжалостная стервозность, а? Не знаю. Да, становилось мне его жалко. Но не более того: не могу сказать, что испытываю к старшему лейтенанту какие-то серьезные чувства.

Что поделаешь – стандартный дачный флирт. Вполне возможно, что при подходящих условиях из него мог вырасти такой же стандартный, ни к чему не обязывающий роман. Я даже подумывала разок-другой переспать с симпатягой-участковым – в конце концов, я еще ни разу в жизни не спала с милиционером. В этом была своя экзотика и правда, то бишь сермяжность, посконность и домотканость жизни. Будет чем похвастаться перед подругами. Тем более что по отзывам знающих людей он просто какая-то секс-машина. В частности, такой трах-тарарах я (сама себе стараясь в этом до конца не признаваться) отчасти уже запланировала на сегодняшний пикник. Но на этом дело, наверное, и должно было кончиться. Потому что роман романом, но лето скоро закончится, я через пару недель уеду в Москву, в привычную студенческо-тусовочную жизнь, а он, бедняга, останется здесь. В глухой, по моим, и не только моим, меркам провинции. У него своя жизнь – у меня своя. Единственное, что осложняло ситуацию: Михайлишин относился ко мне гораздо серьезнее, чем я к нему. Это я видела невооруженным глазом.

Но в мои жизненные планы отнюдь не входило раннее и скоропалительное замужество. Я не представляла себе обыкновенного участкового милиционера (пусть даже обаятельного и неглупого) в роли моего мужа. Московские подруги меня бы не поняли. Да и мама тоже. Впрочем, дело вовсе не в чужом мнении.

Я девушка не совсем глупая и прекрасно понимаю, что все эти байки типа: "с милым рай в шалаше" или "милые бранятся – только тешатся", – хороши только в первый период бездумной влюбленности и трепетных ухаживаний. Хотя сама после восьмого класса (а это, естественно, не в счет) ни в кого по уши не влюблялась. Так что я знаю, пусть в теории, что распускание павлиньего хвоста, горловое воркованье и брачные танцы – это только по-первости. А потом начинаются суровые русские будни и бесконечный занудливый быт, о который может быстро разбиться розовая любовная лодка. И, как правило, весьма успешно разбивается в мелкие щепки. Поэтому если мне действительно приспичит выскочить замуж так рано, то уж никак не за старшего милицейского лейтенанта, провинциального участкового, у которого месячная зарплата в рублях наверняка в несколько раз меньше, чем сумма в долларах, которую я трачу за тот же период на тряпки и булавки. На пупочки, как было написано в одной остроумной статье в "Космополитене".

Пупочки.

Смешно? Да. Но, используя расхожий трюизм, увы, друзья, жизнь – это жизнь.

Однако из этой дурацкой ситуации надо было как-то выходить. А может быть, и выбегать. Как именно – я еще не решила и решать пока не собиралась. Поэтому сейчас, припоминая разговор с Антоном, я, со свойственными двадцатилетней барышне (каковой я и являюсь) безапелляционностью и отчасти – виновата, признаюсь – легкомыслием подумала: пусть все идет, как идет.

Подходя к своему дому, я окончательно выкинула из головы Михайлишина и больше про него постаралась не думать: не может сегодня пойти на озеро – ему же хуже. Значит, останется глупый мужик при пиковом интересе.

А еще я старалась не думать об убитом дядя Ване Пахомове. До вчерашнего вечера я его довольно часто видела у деда. Дядя Ваня хорошо ко мне относился. Просто потому, что я – дедова внучка. Мы и в поселке, конечно, виделись, но, как правило, мельком. Поздороваемся, перекинемся парой слов – и все. Считай, я его практически и не знала. Так, немного разговаривали – обо всем и ни о чем. Приходил-то он к деду, а не ко мне. Но все равно – хороший он был дядька, добрый и какой-то очень открытый. Когда он приходил к деду на посиделки, то обязательно приносил мне какой-нибудь смешной лесной гостинец: то корзинку белых грибов, да таких, какие бывают только на картинках, то забавные фигурки, вырезанные из корней, то банку пахучей земляники, то еще что-нибудь. Однажды даже приволок большой, неумело подобранный букет полевых цветов – ужасно трогательно.

Кому и зачем понадобилось убивать такого безобидного и доброго человека – ума не приложу. И нашлась ведь какая-то сволочь поганая!..

Последний раз я видела дядю Ваню живым вчера, когда он в очередной раз пришел к деду в гости. Но сидели они в столовой одни. Я как помогла деду накрыть на стол, так потом и сидела у себя в комнате в гордом одиночестве. Вязала, болтала по телефону и одним глазом смотрела по НТВ очередную американскую многосерийную лабуду про полицейских и воров. Потом мы с дедом его немного проводили. О чем там они вчера говорили, по какому поводу он к нам заглянул, я знать не знаю. А дед сегодня на эту тему не распространялся.

А утром – как обухом по голове. Убили! Не то чтобы я от горя забилась в истерике, нет. Но по мозгам здорово шарахнуло. Шок, конечно, немалый. Хотя он достаточно быстро прошел: ведь дядя Ваня не был очень близким мне человеком. Поэтому я и не убивалась особенно и держалась так непринужденно в разговоре с Антоном. А вот дед жутко переживает – я это хорошо видела. Но старается скрыть, как он потрясен смертью дяди Вани. Кстати, для деда такая скрытность весьма характерна.