Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

— Завтра, — с готовностью ответил Василаке, — завтра ты покинешь наш остров, в сейчас расскажешь все, что произошло с тобой.

— И я желаю исповедаться, — интуиция подсказала, что сейчас услышу историю, над разгадкой которой бились советские сыщики много лет.

— Понимаешь, Дылда, в жизни я наделал уйму ошибок, — вкрадчиво заговорил Василаке, перебирая золотую цепочку на груди.

— Безгрешен только Бог!

— Главная моя ошибка — связь с этим Папаиоану, с Юлой. Когда начался тот курильский ураган, вся команда вышла на берег, нас осталось четверо.

— Извини, Вася, — перебил я хозяина, — разреши, я продолжу твой рассказ, а ты поправь меня, если ошибусь. Юла приставил нож к горлу боцмана, заставил его встать к штурвалу, тебя загнал в машинное отделение, что было с четвертым, я не видел.

— Четвертого, помнишь, помощник капитана Зиньковича, Юла выбросил в море, а ты… погоди, откуда ты все это знаешь?

— Два дня назад видение явилось… Я частенько заглядываю в прошлое и будущее, — смиренно признался я.

— Ну и дела! Этого не знал. Ну, мы вышли в море, почему-то Господь пожалел нас, воров и убийц, не бросил «Алеута» на скалы, не разбил о подводные валуны. Даже пограничная стража не уследила за нами. Порой бандитам везет. На японском острове Хоккайдо Юла, самовольно став нашим главарем, оптом продал шкуры моржа, заодно и судно, сколько денег получил, нам не сказал. Нам с боцманом, по его словам, отдал половину долларов, велел немедленно положить деньги в банк под проценты, утешил, мол, нас все равно арестуют, но… как политических беженцев, недолго подержат в застенках, а как только выйдем на свободу, получим каждый свою долю. Нас и впрямь арестовали, но не за хищение судна, не шкуры моржей, которыми дополна был набит трюм. Тот, кто купил наше имущество, сделал так, что нас держали под следствием, как беглецов из Союза.

— И долго ты сидел в японской тюрьме?

— Пять месяцев. Представляешь, их камеры, чистота, ни вони, ни крыс, ни тараканов, электрический свет круглые сутки и… монотонное пение крана, круглые сутки: кап-кап-кап. И ежедневные допросы. Видно, нас принимали за советских шпионов-перебежчиков. Мне пригодилась биография. Откуда-то власти узнали, что я действительно отбывал ссылку, как и уголовник Юла. Про боцмана мы так ничего больше и не слышали.

— А дальше, дальше?

— Вышли на свободу вместе с Юлой, получили в банке деньги, стали думать, куда податься. Я возьми да и брякни, мол, буду добираться до родины предков, до Кипра. Юла осторожно расспросил меня, что это за страна, а потом взял за горло: «Я еду с тобой! Без меня, ты щенок, пропадешь через неделю!» Пришлось снова подчиниться… Рассказывать про нашу едва ли не кругосветную одиссею нет времени. Как-нибудь позже. В конце концов, мы очутились здесь, на Кипре. Мои обрадованные родичи быстро нашли, куда выгоднее вложить остатки денег. И Юлу не забыли, приняв уголовника за моего спасителя. Он, скотина, с моей помощью, сумел наладить дело, стал богатым человеком. Но… как только я начинаю отдаляться, он пускает в ход испытанное оружие — шантаж, угрожает рассказать в печати о моем прошлом, свалить на меня похищение судна, выдать меня за главаря банды угонщиков. А у нас на острове репутация предпринимателя, члена городского совета должна быть без пятнышка. Иначе… сам понимаешь… с тобой никто не станет иметь деловые отношения.

— Теперь ясно, за какую ниточку дергает тебя этот мерзавец! — В моей душе клокотал самый настоящий гнев. — И сейчас Юла отчитывал тебя за мое вызволение?

— Ты очень догадливый. Ладно, пора заканчивать разговор. Пойдем отдыхать. — И, наклонясь к самому моему лицу, Василаке доверительно признался. — Я бы не очень сожалел, если бы этот… Папаиоану исчез Кипра…

— Кажется, я знаю, как помочь тебе! — бабахнул я, хорошенько не подумав… Василаке промолчал. И вскоре ушел в свои покои…

Буквально на следующий день, точнее, на следующее утро, едва раскаленное солнце озарило прибрежные долины и заросли реликтовых сосен, я вместе с Василаке и двумя сопровождающими охранниками выехал в аэропорт Пафос.

Я попросил Василаке заехать за моими вещичками на виллу Папаиоану. На Кипре, пожалуй, я ничего не видел, кроме этого змеиного гнезда. Втайне надеялся встретить на вилле Ольгу Михайловну, поблагодарить за помощь, попрощаться, такой дивы не встречу больше никогда. А хозяев виллы мне видеть не больно-то хотелось.

Василаке приказал охраннику принести мои вещи, в дом подниматься не стали, Василаке даже из машины не вышел, приоткрыл дверцу, чтобы подышать свежим утренним воздухом, который, как мне казалось, можно было пить глотками.

— Готов на пари: старый ворюга не выйдет к нам!

— Как всегда скажет, приболел, — съязвил Василаке.

Через пару минут по лестнице сбежал служка, от имени хозяина попросил извинения, что лично не может встретить гостей, мол, нервы расшалились. Зато неожиданно выбежал, широко улыбаясь, Миша-островитянин, вежливо и уважительно поздоровался с Василаке, протянул мне руку, затем, не боясь гнева Юлы, подхватил меня под локоток.

— Не сильно на меня обижаешься? — спросил виновато Миша. — Все бывает в жизни, а за вчерашнее — забудь! Узнает Блювштейн, даст кое-кому пару пинков под зад. А ты запомни: все договоренности с Семеном остаются в силе, с ним не шути.

— С вами опасно связываться, — на всякий случай проговорил я, — толкуете о деле, а сами ножи точите.

— Дурные головы! — отмахнулся Миша. — Ищут дополнительные приключения на свои задницы. Нашли, с кем связываться: с Василаке, с Блювштейном. Кстати, наш хитрый еврей, он у них член правительства, на тебя очень надеется. Ну, будь здоров! Привет родине!

— А конкретно, какому городу?

— Переживешь! — озорно улыбнулся Миша.

— Дылда! — нетерпеливо позвал меня Василаке, — время поджимает. Поехали! — Вещички мои уже лежали в багажнике. Я сел сзади. Машина резко взяла с места.

— Ну, все твои желания я исполнил?

— Есть еще одно, — я набрался наглости, — давай заскочим к Ольге Михайловне, — хочу попрощаться.

— А где она живет? — спросил Василаке, явно разыгрывая меня.

— Наверное, в районе больнице, она ведь медсестра.

— Точно, медсестра, — хохотнул Василаке, — уж не влюбился ли и ты в нашу красавицу?

Я промолчал. Да и что я мог ему сказать, мол, втюрился без памяти, как мальчишка. Смешно. И грустно. Как-то заведено у нас: права на высокие чувства отданы на откуп молодым, а тем, кому за… остается одно: ждать конца. О, если бы можно было раскрыть душу, я, наверное, запел бы серенаду в честь этой дамы, пошел бы на все, помани только пальцем, но… Мечты, мечты, где ваша сладость? Вы все прошли, осталась гадость!

— Заехать не трудно, — Василаке взглянул на часы, — не опоздаем ли на самолет? — Махнул рукой, мол, что с тобой сделаешь, старый друг. — Ровно на пять минут! — Василаке наклонился к водителю и, видимо, назвал адрес. И вскоре автомашина притормозила возле подъезда, увитого розами.