Анатолий Баюканский - Тайна перстня Василаке

— Приехали! Вылезай!

— Вася, ты зачем меня сюда привез? — я оторопел, взглянув на старинное здание — по всему фасаду из стен здания, похожего на замок, выпирали прямоугольные, замшелые каменья, а в двух-трех местах я разглядел узкие бойницы. Справа от подъезда тянулась аллея алых роз. — Я хотел увидеть Ольгу Михайловну, а ты…

— Она здесь и живет! — на губах Василаке играла довольная улыбка. — Ты, кажется, боготворишь ее, слыхал, называешь, принцессой, а принцессы живут в фамильных замках.

Сердце екнуло в груди. Смеется Василаке надо мной или нет? Я никому не говорил, что Ольга — принцесса, зато постоянно думал об этом.

— Сейчас я прикажу слуге доложить о нашем прибытии! — Василаке махнул рукой. На лице слуги сияло такое подобострастие, что меня замутило. Слуга внимательно выслушал моего хозяина и что-то ответил. Василаке сел в машину. Я последовал за ним. — Не повезло тебе, Дылда, — сказал он, — Ольга Михайловна срочно, по делам службы вылетела в Брюссель. Час назад…

Мы успели точно к моменту посадки в самолет. На Кипре, оказывается, нет такого понятия, как опоздание или отмена рейса, или, еще хуже, нехватка авиабилетов. Мы минули зал ожидания и перед дверью, через которую пассажиры выходят к самолету, остановились. Пришла пора прощаться. И Василаке вновь удивил меня. Передо мной вновь, как и тридцать лет назад, стоял отзывчивый, готовый к услугам Вася-грек. Он обнял меня, расцеловал по-русски.

— Ну, все! Иди, иди! Буду ждать тебя на Кипре! — ненароком смахнул слезу.

— А если я приеду без фамильного алмаза?

— Отдам тебя в руки господина Папаиоану. Не забывай, кто стоит перед тобой, хотя… вы — русские, привыкли низвергать кумиров.

— Пожалуйста, когда встретишь Ольгу Михайловну, скажи ей, что я… что я очень сожалел… сердце мое разрывалось от обиды и…

— Все передам! Ишь ты, пешка, а сумел вклиниться в королевский строй! — произнес Василаке загадочную фразу и подтолкнул меня к двери…

Вместе с немногочисленными пассажирами я шагал к самолету. В голове, словно блокадный метроном, звучала одна фраза: «Врезался в королевский строй… Врезался в королевский строй…»

Итак, первый этап моей заграничной эпопеи заканчивался вполне благополучно, неприятности остались там, на острове. Мерно гудели двигатели воздушного лайнера, совершающего регулярный рейс по маршруту Пафос-Москва. В салоне было просторно, множество свободных мест белело и слева и справа. Я, словно богатый грек, полулежал в мягком кресле, лениво попивал из плоской бутылочки сладкое кипрское винцо, подаренное господином Василаке. И в который раз, по часам и дням, восстанавливал в памяти разговоры, действия, встречи, все, что успело произойти со мной в столь короткое время.

Порой казалось, что ничего этого вообще не было, просто мне приснился путаный, кошмарный сон. Сейчас открою глаза и…. Окажусь на любимом протертом диване производства города Луцка, в славном городе металлургов, в России.

Чтобы удостовериться в том, что это была самая настоящая явь, я положил себе на колени элегантный желтый кейс с набором секретов — подарок того же Василаке. набрав нужный шифр, я открыл крышку кейса. Первое, что мне бросилось в глаза, — голубой конверт, который мне было велено открыть только по прибытии в Россию, но… любопытство всегда было одним из моих главных пороков. В конверте лежали адреса, телефоны, позывные и даже клички людей, которым я был обязан лично отвезти письма Блювштейна, Миши-островитянина и адвоката.

Кредитную карточку я вообще видел впервые в жизни. Если верить Василаке, по ней можно было в московском банке получать деньги в долларах в неограниченном количестве, бери хоть тысячу, хоть десять тысяч «зелененьких», и даже отчета пообещали с меня не требовать.

Не сплю ли я? Неужто и мне, наконец, привалила удача? Сколько себя помню, не имел лишнего рубля, порой экономил на писчей бумаге, на проклятой пишущей ленте, которую вообще трудно было купить в магазине, экономил на еде, хотя так порой хотелось махнуть рукой на все эти «пятерки» и попьянствовать вволю с коллегами по литературному цеху, большинство коих были бедны и нищи, как церковные крысы. Государство, называя писателей «инженерами человеческих душ», не считало нужным помогать им. Но… ничто не вечно под луной. Случилось некое превращение, и судьба, кажется, повернулась ко мне лицом.

Ну, чем я теперь не босс, не шеф, не хозяин? Отныне я обладатель кругленькой суммы в долларах. На что же их потратить? Перво-наперво созову друзей — Женю Клинцова, парочку поэтов, художников, возьму ящик вина и… устроим творческий салон с питьем, спорами о свободе и… да, еще нужно будет приобрести настоящий современный компьютер. Слышал, на нем писателю работать одно удовольствие — печатаешь, как на машинке, только бесшумно, стираешь фразы, меняешь предложения, которые покажутся неудачными. Правишь текст. Чудо! И еще, пожалуй, куплю себе автомобиль.

Итак, с первыми тратами решено. Посмотрим, что еще за сокровища перекочевали в мой неподражаемый, из мягкой желтой натуральной кожи кейс. Раза по два перебрал маленькие продолговатые конверты с рекомендательными и прочими посланиями к важным чинам в Москве. Почему важным? А кто может еще проживать на Тверской, на набережной Мориса Тереза, на бывшей Поварской? Это тебе не жители микрорайонов. О чем же говорится в этих конвертах? Вскрывать их я не имел права, стал просто фантазировать, чтобы скоротать время полета. Возможно, адресатам в столице рекомендовалось доверять подателю сих писем. Возможно, сообщалось, что я человек-зомби. При одном этом воспоминании сразу заболела голова.

Возвращая таинственные бумаги на прежнее место, я запоздало обратил внимание на узкий плотный конверт, раньше я его не видел. Взял в руки. Ни адреса, ни фамилии. Развернул плотную, пахнущую ароматом бумагу. Ждал чего угодно, но не этого. Достал короткую записку. В ней аккуратным почерком отличницы учебы было написано следующее: «Алексей! Ты скоро уедешь с Кипра, но почему-то мне кажется, что вновь сюда вернешься, я это чувствую. Мы с тобой едва знакомы, но… произошло чудо, кажется, я полюбила. С той поры, как ты появился здесь, жизнь моя стала совсем другой, душа начала оттаивать. У меня есть все, что пожелаешь, и вместе с тем, я очень одинока. Ты — писатель, должен понимать, что можно и в толпе быть одинокой. Пожалуйста, не смейся над этими словами. Меня окружают назойливые поклонники из «королевского строя», а ты… бедный, гордый и… красивый. Хочешь, порви эту записку и забудь все, что в ней написано. Хочешь, а я очень надеюсь на это, напиши. Адрес прилагаю. Если разрешишь, и я буду писать тебе. В мечтах с тобой, ухаживаю за тобой, оберегаю. Здесь тепло, а дома — холодно, но там есть ТЫ».