Александр Берг - Надежда-прим

Итак, большой Органный зал не смог вместить великое множество пожелавших, во что бы то ни стало, попасть на презентацию загадочной международной игровой ассоциации «Надежда-прим». Бдительная охрана из «Союза русских патриотов» Речкалова впускала в зал строго по пригласительным билетам. Мужчинам прозванивали карманы, дамам — сумочки.

Время от времени охранники, как омоновцы на шоссе, перешептывались по мобильникам, после этого их взгляды становились еще жестче, движения решительней, а участники презентации, все больше робея, стояли перед ними, как грешники перед апостолом Петром у ворот рая.

Все мужчины были в белых рубашках и галстуках, женщины тоже одеты торжественно и трогательно. Беспартошная публика в зал не допускалась. Дух избранничества витал под сводами собора. После собрания был обещан фуршет.

Музыка гремела, как на концерте тяжелого рока, заглушая не только все чувства и мысли, но и всякое их подобие. В какой-то момент с разных концов зала раздались душераздирающие крики: «Хэй! Хэй! Хэй!» Через секунду они заглушили музыку, и молчащий орган от ужаса тоскливо ухнул.

Программу вел арийского вида молодой человек, то есть, с белокурыми кудрями до плеч и бессовестными голубыми глазами. Он горячо поздравил собравшихся, сказав, что все они находятся в нужном месте в нужное время, и выразил надежду, что в зале нет «духовных пенсионеров и импотентов».

— Людей, которые добились своего, в мире крайне мало — каких-нибудь 4–5 процентов. Именно мы знаем, как попасть в этот элитный круг! А лучше всех нас вместе взятых это известно основательнице фантастической игры, генеральному директору международной игровой ассоциации «Надежда-прим», Надежде Викторовне Коробейниковой! Встречайте, господа, новую матерь Терезу! Хэй! Хэй! Хэй!

Надежда Викторовна обвела притихший зал взглядом опытного проповедника, потом, слегка запрокинув голову, на секунду закрыла глаза, то ли прислушиваясь к ангельским голосам, то ли к пронесшемуся по залу многоголосому стону: баснословно богатая, вторая Властелина, хэй, хэй, ооооо!

А Надежда Викторовна, напитавшись космических потоков, азартно тряхнула головой и, как божественное откровение, изрекла:

— Формула «деньги-товар-деньги» себя изжила! Я предлагаю новую: «деньги-деньги-деньги»! Вот он — код новой жизни! Вы мечтаете сбежать в Америку? Зачем? Мы откроем для вас Америку тут, в этом зале, на этой улице, в этом городе! Только дураки бегут от своего счастья! Оставайтесь с нами!

Как зеркало она поднесла ладонь к лицу и сквозь пальцы посмотрела в десятки застывших от неимоверного ожидания глаз.

— Все элементарно! Всего за две тыщи пятьсот баксов мы запустим вас на первый виток спирали «Надежды-прим». Потом — все по пословице: не имей сто рублей, а имей сто друзей, имеющих сто рублей, которых вы сумеете убедить сыграть с нами! За каждый привод вы получаете по пятьсот баксов, а дальше…

Надежда Викторовна широко развела руками, словно пытаясь объять необъятное.

— А дальше — вино, фрукты, женщины в мини-бикини на Багамских островах, тайский массаж в альфа-ромео, домашний кинотеатр, даже место депутата Государственной думы рядом с Владимиром Вольфовичем — ваши! Только возлюбите нашу Надежду, как самих себя!

При последних словах мадам Коробейникова лукаво улыбнулась, давая понять, что все ценное в этом мире стоит, увы, не дешево, но в любви ничего невозможного нет.

— Если у вас нет таких денег, — повелительно наступала на толпу Надежда Викторовна, — займите! Вы не так бедны, чтобы не иметь долгов! Вся страна будет нищать, а мы богатеть! Кто не с нами, тот дурак! Или играйте, или затачивайте лемеха на ЗСО по тыще штук в день!

— А можно подумать? — робко выкрикнул кто-то из зала.

— Подумать? О чем? Думать нужно было в утробе матери! Если вы такой умный, отчего вы такой бедный?

— Я хочу посоветоваться с мужем! Он — юрист! — откликнулась стоящая прямо напротив Коробейниковой молодая женщина.

— Ваш муж — юрист? — скорбно переспросила Надежда Викторовна. — Какое горе в семье! Керенский — юрист, Ленин — юрист, Вышинский — тоже юрист! Друзья, кто из вас хотел бы посоветоваться с ними?

— Нет-нет-нет! — закричали с разных сторон. — Никто! Упаси бог! Юристы — проклятье Росии!

— Но чтобы по-настоящему что-то получить, — не сдавался какой-то скептик, — надо привести, по-крайней мере, семь-восемь дур…дру… друзей. А откуда же взять такую прорву?

— Это — не проблема! — по-ленински рубанула рукой Надежда Викторовна. — Уже многие из вас привели гораздо больше! И молчат только из скромности.

— Так покажите хоть одного!

На мгновенье в Органном зале наступила мертвая тишина. Всем показалось, что Коробейникова впервые растерялась. Ее взгляд лихорадочно забегал по головам. Наконец, как будто натолкнувшись на искомое, он затвердел, а губы, наоборот, растеклись в поистине мефистофелевской улыбке.

— Хоть одного? Скажите пожалуйста! Почему же одного? А впрочем, как скажете! О! Как кстати, что вы сейчас с нами! Ну че ж вы там так притаились? Народ хочет вас лицезреть! Господа, вот человек, у которого очень много друзей, и потому уже сегодня очень много денег! Благодаря «Надежде-прим» дружба нынче прибыльна! Не так ли, господин Мокров?

Толпа в Органном зале стала медленно расступаться, как воды Красного моря перед Моисеем. И через образовавшуюся щель пунцовый от смущения и восторга протискивался маленький генеральный директор культурно-оздоровительного центра «Родничок».

Дойдя до Коробейниковой, он круто развернулся лицом к залу и как-то неуклюже по-брежневски помахал ему рукой. И все смотрели на него с таким неописуемым восторгом и обожанием, что можно было не сомневаться, умри он завтра, все до одного принесут на его могилу по камушку, а то и по два.

Надежда Викторовна царственно положила руку на плечо Мокрова и, по-всему, хотела сказать еще кое-что по его поводу. Но, видимо, передумала.

— А теперь, господа, фуршет! По-русски, понимаешь! За нашу и вашу надежду! Скажите пожалуйста!

С раннего утра в городской квартире Мокрова не смолкал телефон. Поздравляли все и помногу раз. Некоторое родственник звонили через каждые полчаса с одним и тем же вопросом:

— Как, я тебя еще не поздравил? Каккое безобразие!

Мокров уже путал голоса и фамилии. И звонки уже лавно слились в один бесконечный протяжный звон. Теперь родственников он отличал от совсем незнакомых людей только по одной довольно странной особенности. Все они начинали разговор по-разному, но кончали одной и той же, так любимой им фразой:

— Ну что ж, живите долго и умрите…

Конец фразы обычно проглатывался и выходило неразборчиво, или звонивший, вероятно, выдохшись от переполнявших его родственных чувств, спешил положить трубку.