Инна Тронина - Непреклонные

Наконец люди начали подниматься с кресел, разминая затёкшие ноги, и снимать с полок ручную кладь. Я вспомнила про багаж, который ещё неизвестно, когда удастся получить, но особенно не расстроилась. Сейчас ранее утро, и Швоева всё равно не увидишь — он находится под стражей в больнице. Возможно, мне и после не удастся с ним встретиться. Но Озирский обещал попробовать нас свести, потому что эту привилегию я заслужила.

Едва я заметила в зале прибытия Андрея, как напускная солидность моментально слетела с меня. И я, как маленькая девочка к отцу, бросилась к директору агентства, повисла у него на шее. И Озирский закружил меня по залу, вызывая испуг, досаду или зависть у других прибывших и встречающих.

После того, как не стало моих родителей, Андрей оставался для меня самым близким человеком. Роднее была только Октябрина, но ещё не пришло время говорить с ней о серьезных вещах. Дочка сама нуждалась в опеке и защите. А вот к Андрею Озирскому, с которым мы столько вместе прошли и пережили. Я могла прислониться. Я часто просила у него поддержки, и он выручал меня. Озирский подставил мне плечо восемь лет назад, в самые чёрные дни моей жизни, и сделал из меня сыщика, юриста, респектабельную женщину.

Кем бы я была без него? И была ли вообще? Он изменил мою жизнь, мою судьбу. А, может, Андрей Георгиевич с самого начала был моей судьбой?..

— Ну, всё, всё, иначе нам пришьют мелкое хулиганство! — Озирский улыбался очень довольно, и в его зелёных выпуклых глазах под тяжелыми веками, несмотря на ранее декабрьское утро, прыгали солнечные зайчики.

Уже несколько лет шеф носил элегантную щетину — закрывая шрамы на лице, оставшиеся после пластической операции. Он пострадал, пытаясь задержать пылающий автомобиль, внутри которого заперлась женщина — убийца и самоубийца.

— Горжусь тобой! Юрий Иванович наговорил массу добрых слов по телефону. И добавил, что начальник его охраны по уши в тебя влюбился!

— Он мне признался по дороге.

Я повисла на руке Андрея и потащила его в зал, где нам предстояло получить багаж.

— А ты что ответила? — Озирский по-дружески обнял меня за плечи.

— Мне отвечать не пришлось. Паша Шестаков и сам понимает, что я ему не пара. Решили остаться просто друзьями. Тем более что дружить куда сложнее и интереснее, чем любить. Слушай, Андрей, я умираю от нетерпения! Ты ведь мне ещё не рассказывал в деталях, как взяли Швоева…

— Ничего особенного. — Озирский часто так отвечал, а потом выдавал рассказ, больше напоминающий крутой триллер или сверхинтеллектуальный детектив. — Ладно, пока ждём багаж, вкратце расскажу. Кстати, сразу предупреждаю, что мы прямо сейчас можем на десять минут увидеть Швоева.

— Неужели?! Ты всё-таки устроил это? — Я опять едва не прыгнула Озирскому на шею. — И мне разрешат с ним поговорить?

— Он и сам хочет увидеть ту, которая его выследила. Не боишься?

— Ещё чего! Надеюсь, моё имя ему не назвали?

— Что я, по уши деревянный? Его в психушку посадят, а потом выпустят, и ты должна рисковать жизнью? Одним словом, ребята-охранники меня поняли. И с начальством я всё утряс. Следователь явится к нему позже и возьмёт показания под протокол. А ты просто спросишь, за что он убил Банщицу.

— Андрей, а ты его про это спрашивал? — заинтересовалась я.

— Нет, тебе на сладкое оставил.

Андрей распахнул полы кожаной, на бараньем меху, куртки, и обдал меня запахом дорогого кипарисового одеколона. Мой сорокачетырёхлетний шеф выглядел, как молодой повеса, весь искрился оптимизмом и разудалой силой. Только в глубине его глаз я изредка замечала печаль и усталость. Странно было даже вспоминать о том, что его внуку уже идёт восьмой год. И что за плечами Озирского жизнь, прожить которую мог бы далеко не каждый — столь тяжела и страшна она была.

— Тогда расскажи, как его взяли. Трудно было или не очень?

Я ждала, когда начнут выносить багаж и ставить его на ленту транспортёра, но пока все прибывшие с Урала топтались около ленты в ожидании.

— Пришлось немножечко пораскинуть мозгами. Ты же в телефонных разговорах делилась кое-какими соображениями, я выстроил линию его поведения. Как только ты назвала адрес, я тотчас же выехал на Ланское, где Швоевы снимают квартиру. Во дворе как раз гулял его сын Ромка…

— А как ты об этом узнал? Я ведь про сына даже не упоминала!

— Ему другой парень крикнул: «Ромка! Швоев!» и что-то там ещё. Считай, что мне повезло. Я подошёл к ребёнку и сказал, что ищу его отца. Он оказался контактным и непужливым. Сказал, что папа пока на работе, но вскоре придёт. А пока он, Ромка, идёт домой и может взять меня с собой. А у них дома я и папу дождусь. Ещё добавил, что дома сейчас мать, Евгения Анатольевна. Правда, тогда я ещё не знал, что она в курсе. И, более того, успела предупредить мужа по мобильному. Пришлось переписывать сценарий по ходу пьесы…

— Ничего себе!

Я даже не представляла, что операция так осложнилась. Но раз Швоева всё же взяли, можно не беспокоиться.

— Евгения Анатольевна, когда мы с Ромкой пожаловали, была уже возбуждена до крайности. Она ничего про убийство до того дня не знала, и тёща Швоева тоже. Она только позвонила в Питер и сообщила дочери, что Лебедева забрали в милицию и интересовались его зятем. Евгения предполагала, что её бесноватый супруг, родившийся в один день с Гитлером, может кому-нибудь морду набить, но не более того. При допросе Лебедева упоминалось имя Кулдошиной, и Тамара Ефимовна про это тоже сказала. Так или иначе, но Евгения поняла, что её мужа подозревают в убийстве этой женщины. Мне пришлось доказывать Евгении, что лучше мужа сдать, иначе его настигнет безутешный вдовец, который церемониться не станет. Гражданка Швоева оказалась благоразумной, насколько это было возможно в её состоянии. Только она всё время просила учесть, что муж был ранен и контужен при выполнении воинского долга. Похоже, Евгения очень Швоева любит, но, несмотря на это, согласилась мне помочь. Правда, при условии, что помощь эта зачтётся Саше как смягчающее обстоятельство…

По ленте транспортёра поплыли чемоданы, и я очень быстро нашла свой багаж. Озирский подхватил самый большой чемодан, а в другую руку взял две сумки. Я понимала, что протестовать бесполезно, и пошла следом за шефом к выходу. Скорее всего, он приехал встречать меня один, на своём джипе «Гранд-Чероки», и мы могли поговорить без свидетелей.

Выйдя на улицу, я поняла, что на Урале сейчас дни гораздо длиннее, чем в Питере. Ещё далёк был рассвет, куда-то пропала луна, и только мигали в вышине колючие недобрые звёзды. Джип Андрея я увидела сразу и мысленно пожалела тех бедолаг, которым нужно давиться в автобусе или ловить такси. И «шашечки», и частники драли сейчас запредельные суммы.