Инна Тронина - Людоеды

К телефону первой подбежала Алла – она как раз соскочила со стремянки, где стояла уже несколько минут, устраивая на верхушке ёлки серебристую пику с малиновой вмятиной на боку. Ёлка была живая – пушистая, пахнущая смолой, ещё влажная от растаявшего на ветвях снега. Визжащий от восторга Валька скакал около ступенек, рискуя выронить перламутровый, в снежинках, шар, который только что достал из коробки. Теперь мальчишка пытался нацепить шар на ветку, но никак не мог и потому сердился.

Сам Турчин был в кладовке, где, присев на корточки, раскладывал по ящикам использованный инструмент. Алла укутала малиновым бархатом цинковое ведро, в котором стояла зажатая крестовиной ёлка. Она отошла, чтобы издали посмотреть, не криво ли насажена макушечка, и в это время раздался звонок. Кроме Турчиных, в квартире старого дома на Владимирском проспекте жили ещё две семьи, и у каждой был свой телефонный номер. Стало быть, разыскивали или Аллу, или, что, скорее всего, главу семьи. Приятели четырёхлетнего сына ещё не наловчились висеть на телефоне.

У Аллы моментально испортилось настроение – волшебный предновогодний вечер был испорчен. Споткнувшись о коробку с Валькиными хлопушками, она дотянулась до вишнёвого блестящего аппарата.

– Саша, гирлянду распутай! – крикнула она в сторону кладовки. Потом сказала в микрофон: – Алло! Добрый вечер… Спасибо, и вас также! Это Всеволод? Понятно, что вам Саша нужен. Я-то на него давно никаких прав не имею. Сейчас позову, одну минуту. С сыном всё в порядке, тьфу-тьфу! – Алла суеверно постучала по резной спинке кресла. А у вас? Тоже нормально? Очень рада. Лиле привет и мальчикам. Понятно, что срочно. – Алла грустно усмехнулась. – Можете мне не объяснять. Я семь лет с мужем прожила, и в вашей работе чуточку разбираюсь. Никаким обещаниям уже не верю. Сейчас передам трубку…

Турчин уже стоял рядом, кусая губы от досады. Он так горячо молил судьбу не посылать проблем хоть сегодня, тридцать первого декабря такого тяжёлого, страшного, сумасшедшего года! И всё-таки год успел нагадить напоследок ещё раз. Всеволод никогда не беспокоил по пустякам – значит, дело терпит отлагательств.

– Валька! Ненормальный! Ты весь «дождик» перепутал… – взвизгнула Алла, бросаясь к сыну.

Тот с гиканьем носился по огромной комнате под ярко горящей люстрой, в облаке блестящих разноцветных нитей. Они летели за мальчиком, вспыхивая и трепеща. Турчин отвернулся к стене и присел на журнальный столик, так как кресло было занято коробками из-под ёлочных игрушек.

– Привет! – голос Грачёва был совсем не праздничным. – Поздравляю тебя с наступающим, желаю всего самого хорошего. Очень надеюсь, что эти пожелания сбудутся. Сегодня я особенно этого жажду…

– Поздравляю тебя также, и всех твоих родных тоже, – ответил Турчин. – Ты откуда звонишь? Из Купчино?

– Ты что, издеваешься? – сразу же разозлился Всеволод. – Я оттуда в шесть утра выехал, и теперь не знаю, где придётся Новый год встречать. А встретить его очень хочу – может, будет лучше, чем этот. Меня Петренко попросил тебе позвонить и срочно вызвать на Литейный. Я говорю из его кабинета, а сам товарищ подполковник у начальства. Какое-то ненормальное дельце наклёвывается – даже по нынешним временем. Жуть, если честно.

– А что произошло-то конкретно? – не на шутку забеспокоился Турчин.

Алла печально и вместе с тем понимающе смотрела на него тёмно-карими, приподнятыми к вискам глазами. Притихший Валька пыхтел на полу, освобождая ноги от «дождика».

– Приедешь, узнаешь. В пять часов будь у начальства. Надо ещё собрать… Я даже не знаю, как их и назвать-то, свидетелями или потерпевшими. Короче, тех людей, которые оказались в одинаковом, очень паршивом положении.

– Ты меня заинтриговал.

Турчин знаками показал Алле, чтобы она достала из шкафа твидовый костюм, приготовленный для сегодняшней праздничной ночи.

– Из райотделов направили потерпевших или как? – Турчин пытался уловить суть дела. – Сколько всего народу?

– Да, из районов прислали к нам. Их пока трое. Одна с проспекта Ударников, другая – с Крестовского острова. Ещё один мужик – из Петродворца. Все они в пять соберутся у Петренко. Шеф решил лично делом заняться.

– Хорошо, буду. – И Турчин положил трубку.

Алла легонько провела маленькой рукой по его волосам, и свет люстры скользнул по изумрудному шёлку её халата. Валька сопел, надевая на нижнюю ветку ёлки уже третий шар. К удивлению, сын справлялся хорошо – игрушки покачивались, но не падали.

– Тебе надо ехать? – Алла вздохнула. – Надолго?

– Понятия не имею. Грачёв говорит, что дело очень серьёзное и достаточно необычное. В подробности обещал посвятить на месте.

Валька хлопнул ресничками таких же кофейных, как у отца, глаз:

– Ты чего, уходишь?

Мальчишка всё понял, и рот его обиженно скривился.

– Сынок, надо, понимаешь? Меня на службу вызывают. Но к ночи я вернусь, и мы обязательно встретим Новый год.

– Да он заснёт! – Алла в это время рылась в шкафу. – Не обещай.

– А вот и не засну! Хочешь, поспорим?! – Валька стал вытаскивать из коробки гирлянду. – Папка, надень лампочки!

– Некогда, сынок. Уже без двадцати пять. Ничего, можно и со свечами встретить – так даже интереснее.

– Точно! – обрадовалась Алла и присела перед Валькой на корточки. – Знаешь, как здорово будет? Настоящее рождество! А ты не ной, не расстраивай папу. Ему и так нелегко в праздники работать, так что мы с тобой не должны действовать ему на нервы. Как чувствовала – разноцветные витые свечки вчера на улице купила!

Турчин, уже завязав галстук, водил по щекам электробритвой. Он радовался, что не успел влезть под душ – там как раз мылся сосед. Валька, уже утешившись, возился с гирляндой и запутывал провода в безнадёжный ком.

Алла подала мужу пиджак и попросила:

– Я тебя умоляю – вернись всё-таки домой. Ведь и прошлый Новый год мы встречали врозь. Сколько можно?…

– Тогда-то, положим, у меня была загранкомандировка, – усмехнулся Турчин. – Помнишь нашу сладкую жизнь в Москве?

– Помню. Действительно, сладкая была жизнь. – Алла, сверкнув перстнем с рубином, заправила за ухо чёрную прядь волос. – Не вышло из тебя ни дипломата, ни шпиона. Может быть, выйдет опер. Иди, супруг, служи. Только напомни Грачёву, что у тебя есть семья.

– У него тоже теперь семья есть.

Турчин обулся в тёплые сапоги и встал с пуфика. Надел лисью ушанку, замотал шею шарфом и снял с плечиков дублёнку.

– Но для Всеволода это – не аргумент. Когда Радмила Сильвестровна приедет, особенно не распространяйся насчёт меня. Скажи, что вызвали ненадолго, а к двенадцати я точно вернусь. Ну, пока!