Инна Тронина - Людоеды

Лестница оказалась узкая, крутая и тоже вонючая. Грачёв с Турчиным боялись здесь к чему-либо прикоснуться. Озирскому всё было нипочём.

– Знал бы, джинсы надел с курткой!

Всеволод всю дорогу вполголоса матерился и, похоже, находил в этом особое удовольствие. Турчин, не любивший брани и прочих крайностей, подавленно молчал. Ни одна лампочка на всей лестнице не горела. Оставалось только удивляться тому, как Андрей ориентируется в маршах и дверях.

– Кто тут вообще может жить?… – Турчин расстегнул верхние крючки дублёнки, стараясь не задеть прислонённое к обшарпанной стене цинковое корыто. – Разве что персонажи Фёдора Михайловича… Прямо-таки литературный заповедник.

– Сейчас увидишь!

Андрей несколько раз ударил кулаком в дверь, обождал немного и забарабанил снова. Кто-то подошёл с той стороны и замер, прислушиваясь.

– Открой, Розалия, дело есть! – приказал Андрей, склонившись к светящейся щели.

– Андрей? – сварливый скрипучий голос сразу стал приветливым. – Сейчас отворю. Ты один?

– Нет, но за ребят ручаюсь. Впрочем, можешь и не открывать. – Озирский подмигнул своим спутникам. – Я сам потихоньку твою дверь с петель сниму. Эту хазу любой сявка распакует.

– Открываю уже, не скандаль! – сказала хозяйка и через мгновение предстала перед гостями, улыбаясь ртом, беззубым от клыка до клыка.

С загаженной лестницы, напомнившей Грачёву времена операции «Купюра» и мастерскую художника Гаврилова, они попали в довольно-таки зажиточное гнёздышко, увешанное коврами всех размеров и расцветок. Сама Розалия Петухова походила на Бабу-Ягу. Торчащие в разные стороны седые лохмы, ввалившийся рот, острый нос, подбородок в виде китайского яблочка и кустистые, мужские брови вызывали именно такие ассоциации.

– Проходите в комнату, я дверь запру.

– Спасибо.

Андрей бесцеремонно шлёпнулся на застеленный ковром диван, обвёл взглядом комнату.

– Розалия, у тебя только кино снимать про шатёр Чингисхана. Как ты тут не задохнёшься? Купила бы мебель хорошую, а то спишь на раскладушке… Может быть, ты ковры коллекционируешь? Да, я забыл представить хозяйку своим друзьям.

Озирский за руку подвёл Петухову к оперативникам. Она мелко семенила опухшими ногами в валенках с обрезанными голенищами.

– Розалия Елисеевна Петухова, знаменитая попрошайка с Кузнечного рынка. Постой, не встревай! – властно оборвал он Бабу-Ягу. – Как живёт, сами видите. Почти миллионерша, если оценить её ковры. Но иначе здесь никак нельзя – на стенах грибок и сырость, в щели с улицы несёт. Конечно, платит дань бандитам. Знает на рынках всех собак, и они её знают. Меня интересует женщина по имени Роксана, торгующая мясом. По крайней мере, двадцать девятого декабря она стояла вот здесь. – Андрей расправил перед Петуховой листок с планом, нарисованным Курнаковым. – Всё, что узнаешь, сразу же мне расскажешь. Поняла?

– Поняла. Чего ж тут не понять, мил человек? – Розалия Елисеевна сунула в беззубый рот папиросу.

Озирского она не угощала, зная, что он курит другие. То же самое Розалия подумала и относительно его элегантных спутников.

– Значит, Роксана! Запомнила? Не утаивай ничего – мне нужны самые интимные подробности. Ну, спасибо за гостеприимство. С наступающим тебя! Желаю в новом году собирать побольше…

– И тебя также! Всех вас, люди добрые! – Розалия шутовски поклонилась в пояс. – Пойдёмте, провожу вас, а то с непривычки ноги поломаете…

Вниз оказалось идти ещё труднее, чем вверх – стёршиеся ступени буквально выскальзывали из-под ног. Когда наконец-то оказались во дворе, у машины, Турчин облегчённо вздохнул.

– Думаешь, она поможет разыскать торговку? – спросил он у Озирского.

– Не думаю, а уверен. – Андрей открыл дверцу «Жигулёнка». – Её слово железное. Ты не смотри на дурацкий внешний вид. Это – потомственная нищенка. Вроде как «в законе». Никогда нигде не работала, даже в коммунистические времена. Все предки у неё этим промышляли. Розалию гоняли-гоняли с Кузнечного, а она возвращалась, давила на жалость. Волокита продолжалась два года, пока однажды не посетили её квартиру и не увидели эти самые ковры. – Андрей включил зажигание и хохотнул. – Тут гражданку Петухову едва не замели, но я вмешался. Решил, что она будет мне полезней в роли вечной должницы. Пусть себе попрошайничает, собирая по двести-триста рублей в день – услуги её стоят дороже.

– Правильно! – согласился Грачёв, еле отдышавшийся после смрада лестничной клетки. – В её занятиях ничего опасного нет. Впрочем, замолить можно любой грех – надо только остановиться вовремя.

Всеволод имел в виде их общего знакомого Готтхильфа, и Андрей его понял. Еле заметно усмехнувшись, он вывел машину со двора.

– Ничего, только девятый час. Везде успеем, гарантирую.

По улице Марата и Подъездному переулку Озирский выехал на набережную Обводного канала и уже никуда оттуда не сворачивал.

– В Ульянку едем? – Всеволод торопливо закурил.

Трепеща ноздрями, как необъезженный конь, он, казалось, злился на медлительность автомобиля. «Лада» стремительно и легко несла их вдоль зажатого в камень канала по направлению к Финскому заливу. Андрей вёл машину играючи, как делал абсолютно всё. Он успевал перекурить, послушать переговоры по рации и отдать несколько распоряжений членам своей группы, сидящим в засаде у пивных ларьков на Лесном проспекте.

– Нет, на Гутуевский, – ответил он, немного погодя.

– На Гутуевский? – Турчин даже протёр кожаной перчаткой ветровое стекло.

В обе стороны от Обводного канала уходил проспект Газа, вновь ставший Старо-Петергофским. Оставалось только доехать до речки Екатерингофки и проскочить мост.

– Я там, между прочим, один раз был, – вспомнил Саша. – Чей-то день рождения отмечали в «Бригантине».

– Не чей-то, а мой! – ввернул Грачёв. – Сильно выпил, что ли?

– Извини, – смутился Турчин. – Это, вроде, давно было?

– Допустим, шесть лет назад. Ты тогда из Москвы приехал и познакомил меня с Аллой.

А-а, точно! – обрадовался Турчин. – Прости, совсем из головы вон.

– А ещё супершпионом хотел стать! – поддразнил его Всеволод. – Ты тогда учил всех собравшихся много пить и не пьянеть. Жалел, что у тебя с собой нет оружия, а то бы показал, как стреляют после пол-литра водки настоящие шпионы. Короче, надо рюмку на голову поставить и глаза закрыть, чтобы умирать не так страшно было…

– Да ну тебя! – порозовел в полутьме Турчин. – Неужели я действительно нёс такую ахинею?

– Истинно так! – безжалостно припечатал его Грачёв. – Потом бармен слёзно просил больше тебя не приводить – испугался. Андрей, скоро приедем?

– Минутку ещё потерпеть можешь? – Озирский, прищурившись, смотрел вперёд через расчищенное «дворниками» лобовое стекло.