Инна Тронина - Миллениум

Она вспомнила окровавленные тела; человека в чёрном, сидящего в кресле. Видела перед собой его глаза — жестокие, пустые, с холодным антрацитовым блеском. Ему пришлось проснуться рядом с покойницей, и он не забыл, не простил этого Лукину. Яхта с рокотом мотора развернулась и пошла, раскачиваясь на волнах, в сторону Кронштадта, и ветер стал попутным.

А Лиза кинулась в обратную сторону по непрочному уже льду. Как ей показалось, берег был не так уж далеко. И сама себя увидела со стороны — чёрная движущаяся точка на белом бескрайнем поле. Сильный ветер ломал лёд, и Лиза не оказывалась в воде лишь благодаря хрупкому сложению и замечательному проворству. Лиза не различала, какой лёд сейчас под ней, белый или обычный, прозрачный. И бежала наугад, то и дело слыша под ногой предупреждающий треск. Кажется, Хеля потеряла соску и заплакала, но Лиза не обращала на это внимания. И рвалась, рвалась к берегу, стараясь не упасть и не задерживаться на одном месте дольше секунды.

Ветер дул в лицо, останавливал дыхание. Но Лизе казалось, что каким-то образом всё же можно выкарабкаться на берег. Она инстинктивно выбрала единственно правильный способ бежать, вернее, быстро идти, почти не отрывая подошвы от поверхности льдины. А когда неподалёку внезапно расплылось тёмное пятно, Лиза перепрыгнула через узкую пока трещину. Она родилась в Москве, и море видела лишь на курортах. Но сейчас в мозгу словно блистали молнии, появлялись невероятные озарения — так часто случается в безвыходных ситуациях.

Заставшая каша резко провалилась под Лизой, и беглянка не успела даже испугаться. Ноги моментально окоченели, икры пронзила судорога. И вдруг всё прошло, потому что подошвы упёрлись в твёрдое дно. Стоя по пояс в обжигающей холодом воде, она увидела, что берег здесь, рядом. Значит, они с Хеленой спасены. Который час, Лиза даже не представляла. И куда нужно идти, выбравшись из воды, не имела понятия.

— Вот и всё, Милена! — Лиза неожиданно для себя самой назвала девочку именем, данным ей родной матерью, и рассмеялась.

Из последних сил переставляя ноги, она выбралась на берег, упала в тину, в песок. И тут же вскочила, решив, что замёрзнет насмерть и погубит ребёнка, если не согреется на бегу. Где-то здесь должны быть люди — ведь не необитаемый же это остров! Нужно будет обязательно позвонить в милицию, сообщить, что произошло на яхте «Марианна». Пусть их как можно скорее задержат и разберутся…

Луну Лиза не видела, и тучи закрыли звёзды. Но по каким-то неуловимым признакам она поняла, что уже утро, около шести. Прижимая к груди плачущего ребёнка, Лиза поплелась по берегу залива, согреваясь от мыслей о своём фантастическом везении.

Карты и компаса у беглянки не было. Даже приблизительно определить, где она находится, Лиза не могла. Всё тот же залив, пустынный пляж, стонущие от ветра сосны, и ни огонька кругом. Несколько раз Лиза падала на колени в песок, потом снова поднималась и брела в никуда. А вокруг — ни фонаря, ни муравейника, ни пней с годовыми кольцами, ни других ориентиров, которые могли бы сейчас помочь.

Лиза уже не смеялась, а рыдала в голос, представляя, как её найдут здесь мёртвой, и что почувствуют несчастные родители, получив трагическое известие. И когда, в очередной раз переводя дыхание, она услышала звук работающего автомобильного мотора, то застыла, подняв кверху обе руки, как будто сдавалась. Звук этот донёсся будто бы с другой планеты, и Лиза не сразу поняла, что люди рядом.

Пробыв долгое время на свежем воздухе, она остро чувствовала запахи, и сейчас жадно втянула ноздрями сочащуюся откуда-то вонь свалки. Разом вспыхнув от головокружительной надежды, Лиза побежала вверх по откосу. А потом — по каким-то корягам, кучам мусора, осколкам стекла и рваным, грязным пластиковым пакетам. Девочка сорвала голос и лишь разевала рот, заходясь беззвучным плачем.

— Эй, ты! Кто такая? — Грубый голос, кажется, женский прозвучал для Лизы золотой симфонией. — Чего шляешься? Не твоё место! Здесь я хозяйка!

Толстая узкоглазая бомжиха в свалявшемся платке, рваном пальто и полуразвалившихся сапогах, сидела на перевёрнутом ящике и пыталась разглядеть вторгшуюся в её владения нахалку. От бомжихи воняло ещё хуже, чем от помойки, и Лизу едва не стошнило. Наклониться вперёд и облегчиться мешал ребёнок, держать которого уже не было сил. Лиза шагнула на кучу мусора и всхлипнула.

— Я не шляюсь, я хочу спросить… Люди далеко отсюда? Мне плохо…

— Какие люди? — не поняла бомжиха, но тон её смягчился.

— Любые, мне всё равно! Хотя бы обсушиться нужно. Я по пояс мокрая, провалилась в воду… Ребёнок совсем замёрз, может заболеть!

— Твой пацан? — полюбопытствовала бомжиха, кряхтя и поднимаясь с ящика.

Даже в темноте было видно, что женщина действительно колотится в ознобе, и одежда на ней мокрая, облепленная ракушками и тиной.

— Это девочка, — сипло сказала Лиза. — И не моя.

— А чья же? — совсем заинтересовалась бомжиха. — Родственников?

— Да нет, совершенно чужая! — с ожесточением крикнула Лиза. — Мне надо срочно позвонить в милицию, всё рассказать… И про девочку тоже. Её зовут Милена. Ей три месяца и восемь дней. Её отец живёт в Москве, матери нет. Умоляю вас, скажите, где здесь есть телефон? Но ещё раньше я хочу переодеться и согреться хоть немножко…

— Пошли, что ль! — решила бомжиха, нашаривая в мусоре сучковатую палку, на которую опиралась при ходьбе. — Есть у меня кой-какая одежонка, со свалки. Только не знаю, наденешь или побрезгуешь…

— Да нет, нет, мне всё равно! — закричала Лиза. — Давайте её!

— Ступай за мной! — Бомжиха потёрла поясницу. — Вот горюшко… Для дитя-то у меня ничего нет здесь. Но я тебя в посёлок отведу, там телефон у них. А в милицию мне нельзя. Поругалась я недавно с милицией-то.

— А вам и не надо. — Лиза почувствовала неимоверное облегчение, отказавшись перед посторонним человеком от своих прав на Милену. — Вы только скажите, пожалуйста… Где мы сейчас находимся? Я ведь из Москвы приехала, и здесь совершенно не ориентируюсь.

— Из Москвы-ы? — оторопела бомжиха. — Ну, мать моя, даёшь! За Зеленогорском находимся, это их свалка. А ты думала, где?

— Мы из Солнечного на яхте вышли, — прошептала Лиза и пальцами вытерла сопли, постоянно текущие из носа.

— Да это недалече, — ничуть не удивилась бомжиха. — Зови меня тётя Галя, — представилась она. — А тебя как величать?

— Елизавета.

Молодой женщине больше всего на свете хотелось оказаться в горячей ванне, но до этого было ещё очень далеко.

— Пошли, Лизавета! — скомандовала тётя Галя.

И, опираясь на свою палку, тяжело зашагала к самодельному жилищу, сложенному из ящиков, картонных коробок и листов фанеры.