Инна Тронина - Миллениум

Лукин оделся кричаще, броско — в жёлтый, под цвет бородки, кашемировый пиджак. Пуговицы золотились так же как и его жидкие прилизанные волосы. Глядя на Лукина, Тураев никак не мог представить, что этот тощий сухощавый интеллигент, настоящая библиотечная крыса, держит в страхе столько чиновного люда и других влиятельных господ, давно уже позабывших о своей бренности в этом мире. И говорил Кеша по-старомодному — не хватало лишь обращений «милостивый государь» или «голубчик».

И от этой показной безобидности, вычурной благовоспитанности Тураеву стало противно. Ведь этот старичок, потирая длиннопалые благородные руки, пощипывая бородку, отправлял дюжих молодцев на расправу с родственниками Петруничева, с Валерием Вандышевым, с деревенской простушкой Любой Горюновой и многими другими, имевшими несчастье чем-то не угодить архитектору-реставратору.

Та же печальная участь едва не постигла Жанну Иссурину, но бывшая интердевочка оказалась догадливой и заранее приготовилась к визиту посланцев Вечности. Жанна уже больше месяца мертва, похоронена рядом со своим братом, а их осиротевшие родители льют горючие слёзы.

Лукин погубил, пусть и не впрямую, Валерию Леонову и Константина Чепеля. А родители Любы Горюновой, а её изуродованные дети, искалеченный муж… Если вспоминать всех, не хватит ночи. Лучше будет до утра навеки замкнуть скорбный список.

Мерейно был в элегантной замшевой куртке, очень шедшей к каштановым густым волосам. Они отвели на беседу с Тураевым совсем немного времени, потому что имели дела поважнее. Мыслями оба уже находились в Штатах, где котировались по рангу преуспевающих бизнесменов и получали почтительный приём. Оба главаря банды сегодня были снисходительны, великодушны, приветливы. Вели себя как победители и могли позволить себе позабавиться с Артуром, как коты с мышью.

— Ну-с, приступим!

Лукин, склонив голову к плечу, с любопытством разглядывал Тураева. Тот сидел с видом зрителя, который не находит в пьесе ничего интересного, но всё же ждёт, что будет дальше. Иннокентий выглядел гораздо старше своих пятидесяти четырёх лет и походил на профессора-пенсионера, которого то и дело подводит память.

— Вам нелегко пришлось за последние месяцы. Вы побледнели, похудели, постарели. Особенно это несчастье с Валерией… Я был в шоке! Зачем она такое сотворила, не понимаю. Представляю, каково проснуться в одной постели с покойницей! Впрочем, со мной получилось ещё хуже. Моя мать умерла от сердечного приступа — внезапно, когда кормила меня грудью. Правда, мне было полгода, и я не сумел испугаться. Послевоенное время унесло жизней немногим меньше, чем война. Люди до Победы держались на стрессе, а когда опасность миновала, организм утратил иммунитет, способность сопротивляться болезням. У мамы был туберкулёз, но она всё равно кормила меня. Другой еды для грудничка просто не существовало. Так вот, я хочу помочь вам…

— Каким же образом? — спросил Тураев, чтобы затянуть время.

— Вы всё отлично понимаете! — ответил за Лукина Мерейно. — Матери девочки, которую вы пытаетесь вернуть, больше нет. Её отец в больнице и нескоро оттуда выйдет. Их брак не был зарегистрирован. Формально Вандышев ребёнку никто, ясно вам? Мы хотим предложить вам более не беспокоить Лизу Лосс и не отказывать никакой помощи Вандышеву, если тот вдруг решится взяться за старое. Вы ответите согласием и вернёте все копии документов по делу, которое недавно расследовали. За это получите сто тысяч долларов. Столько же мы заплатили полковнику Петруничеву, который потом свалился с обширным инфарктом. Никаких контактов с Вандышевым у вас не должно быть. Разве что можете посоветовать ему заняться устройством нового семейного гнёздышка — если, конечно, секретарша пойдёт за безногого. Во люди у нас! — Мерейно, кажется. Удивлялся искренне. — Полковничек ваш просто юный пионер какой-то. Для него что, сто тысяч баксов — лишние? Десятки миллионов сограждан загрызли бы вас обоих от зависти. Все не знают, куда девать детей, а тут из-за одного обычного младенца сыр-бор разгорелся. И не понимаю, почему Валерия покончила с собой в этот раз, если полутора годами раньше запросто продала своего первенца. Мальчик проживает в фешенебельном пригороде Лондона. Зовут его Джереми Оуэн Хейслер. Теперь Хелена Лосс…

— Валерий Вандышев осознанно отказался от дальнейшей борьбы! — поспешно перебил Тураев. — Если нужны доказательства, я их предоставлю.

— Да?! — Лукин понимающе осклабился. — Вот и славно. Это окончательное решение? Или вы завтра скажете, что пошутили?

— Как же пошутил, если возьму от вас деньги? — удивился Тураев. — Я же не Люба Горюнова и понимаю, чем это грозит. Но, надеюсь, все мы будем джентльменами, и сей факт не получит огласки?

— Только в том случае, если вы нарушите договор, на Петровке обо всём узнают, — честно предупредил Лукин. — А так — о чём речь? Тайна будет сохранена надёжно. Но вы должны не только отказаться от поисков конкретной девочки, а вовсе забыть о нашем существовании. От этой дурацкой дискеты я вас избавил, — продолжал Иннокентий, покачиваясь в кресле и инстинктивно хватаясь за валики. — Там почти всё — враньё, уверяю вас. Вандышев такой идиот, что я не могу понять, как его держали в рекламном бизнесе. Теперь ясно, почему от нашей рекламы сразу же начинается заворот кишок. Да и в суде эти доказательства силы не имеют, так что не жалейте о потере. Когда вернётесь в Москву, навестите полковника в клинике, купите ему фрукты. Передайте, чтобы выздоравливал скорее. Кругом жизнь кипит, а у него теперь большие возможности. Ему только в туры ездить, а не в «Склифе» валяться. Итак, вы принимаете наши условия? Ведь ничего плохого с девочкой не случилось и не случится. Она в заботливых руках любящей матери. Вряд ли ей было бы лучше даже у Вандышева, не говоря о Валерии…

— Я принимаю ваши условия целиком и полностью, — сказал Тураев.

— И правильно! — одобрил Мерейно. — У нас в стране героев нет, и не было. Всё это — выдумки недоучившегося семинариста Сосо Джугашвили, который слегка видоизменил Жития святых и приспособил их для воспитания советского патриотизма. Римлян поменяли на фашистов и белогвардейцев, а учение Христа — на идеи коммунизма. Нельзя подражать тому, чего в природе не существует. Не будем больше изображать из себя неподкупных и самоотверженных, для которых главное — счастье народа. Валерия могла заработать на дочери в двадцать раз больше, чем на сыне. И всё благодаря тому шуму, который поднял Вандышев. А вы творчески развили его порыв и, в конце концов, добились максимальных дивидендов. Вы возьмёте сегодня эти деньги, но будете помнить, что против вас имеется компромат. Кстати, почему вы не приняли меры против Валерии, хотя она призналась в противозаконном деянии? Своим самоубийством она закрыла дело, но при желании можно раскрутить и этот вопрос. Вам не поздоровится, если на Петровке узнают об этом. И поинтересуются, откуда у вас столько долларов…