Инна Тронина - Птенцы «Фламинго»

Между тем, Джим через переводчика сообщил, что ловит рыбу и даже водит машину. И вообще, надо смотреть на жизнь проще, никогда не падать духом. И всё обязательно получится, леди и джентльмены!

Раздались бурные аплодисменты. Номер Джима завершил насыщенную вечернюю программу. После ужина гости могли смотреть порнофильмы различной ориентации, посещать секс-шопы, буквально ломившиеся от пикантного товара. Некоторые предпочли сразу же пройти «в номера».

Как всегда, концерт был целомудренным — на нём позволялось присутствовать и благовоспитанным посетителям. Разврат напоказ здесь никогда не выставляли, и поэтому клуб «Фламинго» не рассматривался столичным бомондом как что-то грязное и гадкое.

В «номерах» можно было просто хорошенько отоспаться, причём в полном одиночестве. А утром получить изысканный завтрак в постель и не увидеть при этом ни одной проститутки. Сервис был недешёвым, но он стоил того.

— Пойдёмте! — Синтия встала из-за стола, мило улыбаясь юноше в тёмном костюме с бейджиком «Василий».

Его по просьбе дяди Юзи отправил к дамам хозяин клуба. Он приказал проводить Синтию и Анну в самую дальнюю, а потому надёжно защищённую от посторонних глаз комнату с лепным потолком, вишнёвыми тяжёлыми шторами и шикарной люстрой в виде розы. Задрапированные бордовым шёлком стены гостиной украшали такие же бра. Кофе и коктейль уже ждали их на янтарном столике под люстрой.

Синтия сделала Василию знак удалиться, не забыв вручить ему чаевые, а потом заперла дверь на два замка. Теперь их никто не мог побеспокоить до самого утра. Аня достала мобильник и набрала Катин номер. Няня должна была знать, что планы хозяйки на вечер изменились, и на ночь Машеньке нужно развести две бутылочки молочной смеси.

— Вы проявили интерес к моей жизни, вернее, только к одному её эпизоду из недавнего прошлого. Но я хочу рассказать больше. Вы потом поймёте, почему я так резко изменила своё поведение и обременила вас. Вы собирались встречаться со мной не однажды, но лучше будет закончить всё сегодня. Как я предупреждала, следующего раза может не быть. Слишком опасный человек сегодня снова встал на моём пути. И, самое главное, я страстно мечтаю сразиться с ним! Как любая дуэль, эта может закончиться для меня печально. Секундантов на ней не будет. Бой ожидается тяжкий, кровавый. Без скидок на то, что я — женщина, да к тому же ещё и калека. Один раз он не добил меня, но теперь, вероятно, добьёт. В противном случае я уничтожу его!

Я и жива до сих пор потому, что не расквиталась с ним. После рождения дочери я перестала дышать за неё, жить ради неё. На земле меня удерживает лишь жажда воздаяния. И, наконец, день настал… Я поняла, что надеялась и ждала не напрасно. Он сидел рядом с нами в банкетном зале, за соседним столиком. Когда Джим стрелял по мишеням, он стискивал здоровую руку своей спутницы, и я видела, как он волнуется. Хорошо, если он увлёкся и ничего не заметил. Но если я ошибаюсь, жить мне остаётся совсем мало. Я очень хочу, чтобы человек, имеющий связи в масс-медиа, знакомый с нашими и иностранными журналистами, знал правду об этом человеке. Раз он появился в клубе «Фламинго», значит, готовится совершить очередное преступление. И я боюсь, что не сумею ему помешать.

Постараюсь не утомлять вас своими эмоциями, хоть мне и трудно держать себя в руках. Вы только представьте себе, что может чувствовать жертва, увидевшая своего палача! Но дело в том, что наши отношения сложились странным образом. Он — палач, я — жертва. Сейчас это так. Но ещё раньше палачом была я. И если бы Владимир Звягин был другим человеком, в одну из таких ночей он мог бы повеситься в ванной, оставив записку, что во всём виновата я. Он мог спиться и быстро забыть меня в постели новой подруги. Но он предпочёл именно такой выход. Он рассудил, что быстрой и лёгкой смерти я не заслуживаю, и уж, тем более, глупо умирать ему самому.

Конечно, я во многом виновата, не скрою. Мечтала, чтобы Звягин ночами грыз подушку, представляя меня в объятиях другого, красивого и богатого. Чтобы чувствовал себя униженным… Но Володя оказался тем человеком, который направляет агрессию вовне, а не внутрь себя. В измене он обвинял одну меня, начисто позабыв о том, как долго я его ждала. А он не говорил «да» или «нет». Изводил молодую красивую женщину, с которой многие мечтали переспать и готовы были дорого за это заплатить. Видимо, мой бой-френд надеялся, что я буду крепче любить и больше ценить его, но добился ровно обратного эффекта.

Мы были знакомы около шести лет, и половину из этого срока я думала о мести. Но тогда под местью я понимала вовсе не то, что сейчас. Просто пыталась найти для себя выгодного партнёра и тем самым утереть нос Звягину. А то обстоятельство, что он был спецназовцем, прошедшим особую подготовку, киллером, ревнивцем, безбашенным самцом, придавало моим мыслям и намерениям особую остроту.

Я всю жизнь любила действовать на грани фола. Книги и фильмы выбирала такие, чтобы с «мурашками». Потому, наверное, и бросила первого своего парня, перед тем отбив его у лучшей подруги и поссорившись с ней навсегда. К Звягину прибилась много позже. И, не скрою, поначалу была счастлива с ним.

О, если бы мама, которая родила меня и трепетно выращивала, знала, кем я стану, то, наверное, повесилась бы! Мой отец, Семен Львович Бобровский, военный дирижёр, полковник, самый лучший мужчина на свете, вторым браком женился на юной студентке юридического факультета МГУ. Перед этим у него была семья, два сына — Геннадий и Григорий. Гена умер в десять лет от ревмокардита. Папа рассказывал, как мальчик плакал, хотел жить… Он всё понимал, просил помочь, а родители ничего не могли сделать. Гриша тоже был сердечник, но ему сделали операцию и, вроде, вылечили. Но всё равно он и сейчас почти инвалид.

От всех переживаний первая жена папы заболела какой-то особой, скоротечной формой рака шейки матки и умерла. Папа остался с восемнадцатилетним сыном. Выбирал, кому предложить руку и сердце. Жених он был завидный, часто и надолго за границу, имел трёхкомнатную квартиру в Москве и престижную в те времена машину «Волга».

Претенденток было много. Очень хотела занять место своей покойной сестры папина свояченица, проживавшая в Минске. Но папа неожиданно для всех предпочёл Олю Белкину, приехавшую учиться в Москву из Новосибирска.

Родня грохнулась в обморок. Ему — пятьдесят, ей — девятнадцать. Гриша и то старше, незадолго перед этим женился. Ёжику понятно, что студентка гонится за состоятельным мужем и московской пропиской. Но капельмейстер-то что, рехнулся? Папа отвечал, что хочет иметь здоровое потомство от сибирячки, чтобы кровь с молоком. И обязательно девочку!