Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

Тураев молча гладил ладонями её мокрое от слёз лицо. Целовал её губы, лоб, щёки, ёжик седых волос, шрам на затылке. Целовал бесконечно, чувствуя соль этих слёз на губах и понимал, что вот теперь, очень скоро, он узнал важную тайну. Услышит то, о чём не сумел услышать Лёва Райников. А потом он предложит Сибилле стать его женой. И всё равно, что она ответит. Поднимет его на смех, просто промолчит, начнёт терпеливо объяснять, почему это невозможно. Или просто встанет и исчезнет, теперь уже навсегда. Всё равно, он должен сказать эти четыре слова — «Выходи за меня замуж!»

— Папа говорил мне, когда объяснял, почему я не могу работать на спецслужбы… Я сама понимала, что предаю свою мамочку, которую замучили «гориллы» в чилийских застенках. А я потом служила тем, кто направлял, поддерживал, вдохновлял пиночетовский переворот! Я была молодая и глупая. Меня влекла романтика, гипнотизировала возможность выделиться, проявить себя совершить подвиг, преодолеть страх. Случившееся с мамой казалось мне пусть и трагическим, но всё-таки прошлым, а я хотела жить будущим. И не знала, что во времени всё взаимосвязано. И осознание всё равно придёт ко мне — через новую трагедию. И вот оно пришло… Теперь горе останется со мной вечно, потому что сын не будет лежать в земле и молчать, как все ушедшие. Он будет молчать рядом со мной, смотреть на меня, думать обо мне… Страшнее этой кары ничего не может быть. Потому что не образ, не память, а человек из плоти и крови будет свидетельствовать о грехе, о расплате, о покаянии. Но я пройду и через это, если теперь останусь в живых. И отпущенные мне годы отдам Стефану, одному ему! Для меня отныне существует только сын — его боль, его надежды, его желания. И каждое я выполню, чего бы мне это ни стоило. Я слишком долго пренебрегала его интересами, а теперь расплачусь и с ним тоже. Не знаю, как увижу его в госпитале, как буду говорить с ним, зная, что он уже никогда не сможет мне ответить. Но я постараюсь, потому что так надо. «Так надо!» — с этими словами я совершила много злых дел, но с ними же творила и добро. Правда, не преуспела в этом. Зло перевесило. Я проигнорировала шестнадцать лет назад посланный дар небес и снова пошла по скользкой дороге!..

Артур молчал и думал, как же Сибилла собирается отомстить. Ведь братья Василенко уже в курсе того, что она вернулась; добраться до них практически невозможно. Сибилла здесь одна, без средств и прикрытия. Да и вряд ли ей разрешили бы чинить самосуд, что бы ни сотворили с её сыном. И он, Артур Тураев, ничем ей помочь не может. Они снова вдвоём против всей этой тупой, агрессивной и продажной машины, как тогда — со Стефаном. И не дай Бог, чтобы Артур снова уцелел ценой чужой крови!..

— Я ещё ничего не знала про Стефана… Мне удалось беспрепятственно покинуть Петербург, пересечь границу, устроиться на несколько дней в Финляндии. Я в совершенстве знаю язык, и потому Виола Тойвонен ни у кого не вызвала подозрений. Очень быстро я систематизировала досье, откопировала его и разослала по адресам, как того хотел Воронович. Кое-что добавила и от себя, потому что знаю несколько больше обычных дипломатов. Но радости не было. Не чувствовала я даже удовлетворения. Усиленно занималась йогой, подолгу играла в покер, но никак не могла прогнать какое-то мерзкое, липкое ощущение. В этом пансионате оказалось много активных старичков, которые могли потратить на карты несколько часов в день. За долгие годы, — продолжала Сибилла тихо и доверительно, — я привыкла полагаться не только на свой «мужской ум», но и на женскую интуицию. А тут я не могла понять, что именно не так, что не нравится мне. Никак не могла схватиться за кончик нитки, которая вывела бы на свет. Мысли о Стефане не оставляли меня, но даже предположить было невозможно, что такие зверства происходят в двадцать первом веке, в российском городе! У меня на сердце будто лежал камень. И я, как ни старалась, не могла столкнуть его. Меня обуревали непривычные эмоции. Наверное, думала я, не стоило так откровенно злить «оборотней». Они ещё сильны и могут многое. Но что сделано, то сделано. Теперь, раз уж эти милые братья в курсе, надо бить наверняка. А то они выскользнут, как ящерицы, оставив нам хвост в виде трупа Аргента…

— Значит, ты не веришь, что «оборотней» накажут? — удивился Артур. — Я изучил досье с карандашом в руках и решил, что оно непременно ударит в цель. Хотя бы последней главой, где говорится, что братья-генералы на самом деле не верные псы нынешнего режима, а лютые его враги. И лишь до поры до времени они демонстрируют лояльность. Ты думаешь, это им простят? Или попросту не поверят, что такое возможно? Да, чего греха таить, у нас ныне кадры подбираются по принципу личной преданности. Впрочем, в России всегда так было. А раз преданности нет, или хотя бы существуют сомнения, то лучше с такими дела не иметь и «слить» при удобном случае…

— Может быть, — задумчиво произнесла Сибилла, поглаживая свои короткие седые волосы, чтобы скрыть шрам. — А, может, и нет. У меня была возможность изучить механизм принятия решений в российской элите. Ознакомиться с правилами игры, существующими в вашей стране. То, что братья оказались опороченными, даже нелояльными, может сыграть в их пользу…

— Но почему?! — изумлённо перебил Тураев, будучи не в силах далее разгадывать эту викторину. — Или я в самом деле идиот, или…

— Второе! — в свою очередь перебила Сибилла. — Ты не идиот. Ты просто здравомыслящий, порядочный человек. Такой и сам всякой мерзостью заниматься не станет, и других не заподозрит — по крайней мере, без веских оснований. Но существует масса народу, который ничем не может занять отпущенный Всевышним срок, кроме как интригами, комбинациями, провокациями и так далее. У вас это называется — разводка. Как безумные игроманы, как распоследние «нарки», они постоянно придумывают новые способы получения денег и удержания власти. И один из их постулатов гласит — те, на кого есть компромат, котируются выше «чистеньких». Компромат — как крючок для рыбы, как узда для лошади. За него можно дёргать, а, значит, гарантированно управлять человеком. И он становится самым ревностным исполнителем воли держателя компромата. А потому существует опасность, что все наши усилия пойдут… как у вас говорят… кошке под хвост?

— Коту, — хмуро поправил Тураев. — Или псу, как больше нравится.

— Видишь, никак не могу постичь все тонкости русского, а ведь стараюсь! Лёве обещала полюбить Высоцкого, но пока не сумела. Голос потрясающий, а некоторые тексты кажутся бессмысленными. Лёва говорил, что вы с ним с детства фанатели. Теперь ты один у меня остался — с кем могу повспоминать, поплакать.

Сибилла встала с пола, уселась рядом с Артуром на тахту, обняла его и поцеловала. Она приехала утром, когда Тураев как раз забивал очередной «косячок» и думал, что через месяц станет готовым «торчком». Но в следующий момент обрадовался, что успел втянуть в себя немного анаши. Иначе не смог бы услышать от Сибиллы о том, что произошло со Стефаном в эти две недели. Сейчас был уже день, и боль постепенно утихала. Наваливались новые события, и нужно было как-то на них реагировать.