Инна Тронина - Ночь с четверга на пятницу

— Пройдём! — как эхо откликнулась Сибилла. — Если ты не остынешь, когда выспишься, не возьмёшь свои клятвы назад, то пройдём. За своё счастье я привыкла бороться. Тогда, при мотоциклетной аварии, у меня случился выкидыш, и больше никаких шансов не было. Я предупреждаю, что внуки могут и не родиться сразу. А вдруг я вообще никогда не смогу забеременеть? Это ведь тоже возможно. И ты не должен упрекать меня в этом. Теперь ты всё знаешь!

Сибилла легко встала, обдав Райникова брызгами белой воды, не глядя, сорвала с серебристого крючка купальный халат. Лёва смотрел на неё сквозь запотевшие очки и видел силуэт мраморной статуи, который вдруг пропал под махровой тканью.

— Почти всё… Но это неважно. Сейчас тебе кажется, что я зря тяну время. Но после ты поймёшь, что должен был всё тщательно обдумать. Мы ещё не поклялись кровью, и потому обратная дорога для тебя открыта. Я вовсе не тот ангел, которого ты вообразил себе. Я могу быть чёрствой, равнодушной, жестокой. Я потребую от тебя таких жертв, на которые не каждый мужчина решится, как бы он ни любил. А пока нам нужно просто выпить, чтобы поддержать силы.

Сибилла нажала на кнопку у бортика ванны, и почти сразу же послышались торопливые шаги. Амалия приоткрыла дверь и тихо обомлела, увидев в ванной Райникова. Сибилла, в купальном халате, с капюшоном на мокрых волосах, нюхала розы, прижимая корзину к груди. Заметив гримасу на лице экономки, она расхохоталась, как напроказившая девчонка.

— Амалия, принесите нам вина! Допустим, красного сухого французского… И поставьте эту корзину в мою спальню. Не удивляйтесь тому, что увидели. Ведь супругам не зазорно вместе находиться в ванной…

— Супругам? — прошептала Амалия, не веря своим ушам.

— Да, господин Райников только что сделал мне предложение, и я приняла его. Мы хотим скрепить наш будущий союз сейчас же. Очень прошу вас пока ничего не говорить папе. Я объявлю ему сама, когда сочту нужным.

— О да, фру Сибилла, я очень рада за вас и вашего избранника!

По тону Амалии Райников понял, что на самом деле никакой радости она не испытывает. Экономка унесла корзину, и Сибилла проводила её задумчивым взглядом. Райников тупо смотрел на пустую ванну. Вода давно ушла, оставив на стенках налёт, похожий на остатки жидкого творога или кефира.

— Что ты добавляешь в воду? — Лёва протёр полотенцем очки, обнял Сибиллу сзади и поцеловал во влажную длинную шею.

— Ах, ты же не знаешь! Это — знаменитая «ванна Клеопатры», с молоком. Разумеется, молока там не так много — всего два стакана сухого. Ну, и другие добавки, которые придают воде жемчужный оттенок…

Амалия вернулась с бутылкой «Шато Бель-Эр» на подносе; рядом нежно позванивали два бокала. Не говоря ни слова, пожилая женщина поставила поднос на мраморный столик и вышла в коридор. Райникову показалось, что Амалия то ли тяжело вздохнула, то ли всхлипнула.

— Тебе ещё нужно время на раздумья? — вдруг тихо, но твёрдо спросила Сибилла.

Её зрачки сверкнули у глаз Райникова, и ему впервые стало страшно. Но отступать он не хотел, чтобы потом не презирать самого себя до конца жизни. Скорее всего, Сибилла просто испытывала его, чтобы проверить чувства. Хотела показать, что может быть властной, крутой, неуступчивой, дабы потом муж не упрекал её в притворстве.

— Нет, не нужно. Я всё решил. Женюсь только на тебе!

— И на опозоренной? И на бесплодной?

Глаза Сибиллы поймали его взгляд и не отпускали. Зрачки колдуньи фосфорицировали даже не свету.

— На любой. Я тебе всё заранее прощаю. И то, что было…

— И то, что будет! — прервала Сибилла. — Я не обещаю хранить тебе верность. Ещё есть время дать задний ход, если ты ревнив. Гарантирую одно — рожать, если получится, буду только от тебя.

— Согласен! Согласен на всё, только стань моей!

— Тогда разлей вино! — приказала Сибилла.

Пока Райников дрожащими от волнения и радости руками наполнял бокалы, Сибилла открыла один из шкафчиков, достала длинную опасную бритву. — Это старая, папина. Смотри сюда!

И Сибилла, задрав рукав халата, полоснула бритвой по запястью Потрясённый Райников всё же успел заметить на коже своей избранницы несколько тонких шрамов. Получается, она клялась таким образом не впервые.

Тёмная, как вино, вишнёвая кровь стекла сначала в один бокал, потом — в другой. Сибилла наскоро перемотала полотенцем руку, выжидательно глядя на Лёву. Тот поспешно стащил в себя смокинг, рубашку и «бабочку», остался только в майке. Протянул руку и внутренне сжался, ожидая острой боли. Но Сибилла сумела так ловко и быстро вскрыла вену, что Лёва почти ничего не ощутил. Его кровь вытекала быстрее, чем у Сибиллы, и казалась более светлой.

Когда Сибилла перевязала ему руку и легонько встряхнула бокалы, Райников почувствовал себя невесомым. Голова кружилась, а ног словно не было. Невеста, не говоря ни слова, протянула ему бокал. Райников с трудом обхватил пальцами гранёную горячую ножку, припал губами к краю.

Он повторял за Сибиллой какие-то слова, плохо понимая, что они означают. Для него перестало существовать прошлое, в котором не было Сибиллы. Он как бы заново родился сейчас, и каждый глоток колдовского вина из этого бокала превращал его в другого человека, пусть внешне очень похожего на прежнего. Теперь Лёва готов был принять от необыкновенной женщины всё, даже смерть, и в душе радовался этому…

А потом были долгие томительные месяцы ожидания, поездки по свадебным салонам нескольких городов мира. Там Сибилле купили два платья — белое в греческом стиле и голубое, из итальянского шёлка. На понедельник, четвёртое октября, назначили долгожданную церемонию, которую Лёва не захотел перенести даже в связи с боевыми действиями в столице.

И под бомбёжкой он готов был сочетаться со своей королевой, потратив на это последние минуты жизни. Единственное, что им пришлось переменить, — место проведения банкета. По центру Москвы носились бэтээры и военные грузовики, на Пресне и Новом Арбате то и дело щёлкали выстрелы. А после над Москвой-рекой столбом поднялся чёрный дым. И жутко было представлять, как выглядит из окон отеля «Украина» беломраморное здание Парламента, ставшее символом их запретной, но сладкой любви.

Танки прямой наводкой били по Дому, звенели разбитые стёкла, кричали люди — кто радостно, кто испуганно. И першило в горле от едкого дыма, расползающегося по всему центру.

И уж совсем невероятным казалось то, что приказ стрелять по своим отдал тот самый Президент, который любезничал с Сибиллой на новогоднем приёме. Очень милый, улыбчивый, простецкий дядька, который так возмущался из-за зверств большевиков в давние времена! Впрочем, ранее это ему совсем не мешало быть первым секретарём обкома КПСС…