Наталья Александрова - Розы для киллера

— И что дальше? — Я похолодела, предчувствуя недоброе.

— И теперь мы ждем ребенка, поэтому женимся, а ты скоро станешь бабушкой, — безмятежно улыбаясь, закончила эта ненормальная.

— Ты уверена? — почему-то шепотом спросила я. — Ты была у врача?

— Нет, еще рано, но тест показал.

У меня немного отлегло от сердца — оставалась надежда, что все новомодные тесты врут. Пока врач не скажет, все неточно, а уж к врачу я ее сама отведу.

— Но как же тебя угораздило? — завопила я теперь уже в полный голос. — Ведь презервативы есть в каждом ларьке!

— Это любовь. — Она по-прежнему улыбалась.

Первый раз в жизни у меня заболело сердце — деточки доведут до могилы!

— Пока не выяснится точно, ни о чем не хочу слышать! — Я ушла спать.

Однако мои надежды не оправдались, все подтвердилось, и меня торжественно познакомили с Валериком, потому что хоть и видела я его несколько раз, но, убей Бог, не могла вспомнить. Вертелись еще из школы вокруг Лизки какие-то парни, я по наивности не придавала этому значения, думала, дети, дети, вот тебе и дети!

Глядя на дочь с женихом, стоящих в коридоре, я поняла только одно: мой внук будет красивым. Валерик был росту метр девяносто, широкоплечий, светловолосый и голубоглазый, про Лизавету я уже говорила. Во всем остальном Валерик был форменный балбес. Он был старше Лизы на полтора года, учился где-то через пень колоду, чтобы в армию не забрали, и подрабатывал, но заработанных денег ему едва хватало на пиво и сигареты. Однако сам себя Валерик очень уважал и считал достойным человеком — как же, женится на девушке, а не бросает. О том, что он сможет дать жене и будущему ребенку, Валерик как-то не думал. Его родители — мать и отчим, обрадовались предстоящей свадьбе до неприличия. Они хотели спихнуть его к нам жить сразу же, но я уперлась — пускай кормят его еще полтора месяца, до дня регистрации, а у нас и так забот хватает. Сказать, что я расстраивалась, — значит, ничего не сказать. Я была в шоке, в ступоре, на нервной почве у меня начались расстройство пищеварения и аллергический насморк. Устроить такой финт! И кто подложил мне эту свинью? Любимая дочь! Все мечты и надежды пошли прахом, а кроме всего прочего, передо мной встали конкретные нерешаемые задачи: как прокормить молодых и на что купить приданое будущему внуку.

На свадьбе моя новоявленная сватья с мужем сияли как блины на масленице, а я с трудом сдерживала слезы. Опять я кругом в дураках! Был один непутевый ребенок, стало двое, а скоро будет трое. И как я их всех прокормлю?

Однако действительность превзошла мои самые мрачные ожидания. Я была готова к тому, что у моего молодого зятя будет хороший аппетит, но чтоб такое…

«Ты просто никогда не растила парня, — говорили приятельницы, — они все едят жутко много!»

Молодому, растущему организму Валерика требовалось полноценное четырехразовое питание, порции он ел тройные. Кроме этого, он еще перекусывал между завтраком и обедом и между ужином и завтраком, то есть ночью. Все остальное время он просто через каждые пятнадцать минут лязгал дверцей холодильника, выуживая оттуда все, что найдет. Возможно, я преувеличиваю, но только слегка. Я старалась поменьше бывать дома, чтобы не расстраиваться при виде пустого холодильника, да мне и некогда было. Одной работы в издательстве не хватало, пришлось вспомнить все старые связи и опять заняться рекламой, недвижимостью и так далее.

Мои дети ожидали своего ребенка сообща, зять тоже ел фрукты и витамины, чтобы ребеночек родился здоровеньким. Валерик очень быстро прижился в нашем доме. На мой взгляд, он чувствовал себя в нем даже слишком свободно. Я старалась не показывать своего раздражения, но было трудно. Родился внук, теперь, кроме всего прочего, надо было еще покупать памперсы, и я нашла себе еще одну халтуру. Приятельница пристроила. С этой приятельницей, Людмилой, мы столкнулись на улице. Раньше мы с ней работали вместе в той самой государственной организации, из которой нас всех выгнали на улицу. Людмила была постарше меня и, как я помню по прошлым дням, очень работящая и серьезная. В то время мы особенно не дружили, потому что Людмила была одинокая и ко всем нашим семейным и родительским проблемам относилась спокойно. Однако теперь при встрече Людмила обрадовалась. Мы даже посидели с ней немного в кафе, вспомнили былое. Я пожаловалась на безденежье, и Людмила, немного подумав, предложила мне работу.

Есть такие люди, агенты, они стоят в подземных переходах, на станциях метро и раздают маленькие карточки, на которых написано «Работа», а внизу помельче телефон и имя-отчество, к кому обратиться… Иногда не телефон, а адрес. Название фирмы или организации присутствует очень редко. Скажу сразу, какую работу я предлагаю людям, я понятия не имею. Как говорится, не знаю и знать не хочу. Я просто сую карточки в протянутые руки, и все. Иногда кто-то пытается задавать вопросы — что за работа, какая, но я таких сразу обрываю, — позвоните по телефону и сами все выясните. А не нравится — не берите. Мне с ними возиться некогда, у меня дома трое оглоедов голодные сидят, ждут, когда я приду и обед приготовлю. Раз в неделю надо заезжать за новыми карточками, их выдает в маленьком задрипанном офисе, сделанном из однокомнатной квартиры, один тип, мы называем его Координатором. Он выдает карточки и нашу жалкую зарплату, а также предупреждает, чтобы не вздумали хитрить и выбрасывать карточки в помойку, у него, мол, есть проверяющие.

Недели три назад мы с Людмилой зашли к нему в офис вместе. Координатор молча выложил передо мной на стол пачку карточек и отпустил кивком головы, назвав место наверху станции метро, очень далекой от моего дома. Людмила вышла вскоре после меня расстроенная и сказала неуверенно:

— Слушай, у меня к тебе просьба. Не могли бы мы с тобой поменяться местами. Сегодня с пяти до восьми вечера тебе надо постоять там-то. — Она назвала переход в метро на моей ветке, оттуда мне до дому всего четыре остановки.

Это хорошо, к полдевятого буду дома, помогу Лизавете выкупать ребенка, а то у зятя руки дырявые. В прошлый раз ребенок чуть не захлебнулся.

— Мне это подходит, а в чем дело?

— В метро, — коротко ответила Людмила и отвернулась.

Действительно, я вспомнила, что у Людмилы была фобия — она совершенно не переносила метро. Еще спускаясь по эскалатору, она начинала бледнеть, задыхаться, могла и сознание потерять. На работу в свое время она ездила только наземным транспортом, тратя на дорогу вдвое больше времени. Поэтому отстоять три часа в переходе под землей для Людмилы было нереально.

— Ты вот что, — продолжала Людмила, — где-то около семи подойдет к тебе один такой с букетом — пять роз, желтые и розовые, и спросит, так вот, для него сегодня ничего нет.