Андрей Анисимов - Исповедь шлюхи

— С освобождением. — Улыбнулся Зудов. Улыбка у него получалась кривая, поскольку рот подполковника был от природы перекошен: — Ваше дело прекращено, и вы можете идти домой.

— Меня выпускают?

— Вы освобождаетесь по личному распоряжению мэра. Тихон Иннокентьевич оказался настоящим хозяином города. Своих не топит.

— Если бы не топил, меня бы здесь не было. — Осознав свое нынешнее положение, не без пафоса возразил Вячеслав Антонович.

— Не скажите, он молодец. Пугнуть пугнул, а потом помиловал. — Подполковник выписал Стеколкину пропуск и вызвал вохровца: — Выдай гражданину одежду и проводи на выход.

Стеколкина никто не встретил. Жене он звонить воздержался, а друзья, видимо, ничего не знали. Оказавшись на улице, он осмотрелся вокруг и не мог понять, почему знакомый ему город стал таким красивым и солнечным. Провел в тюрьме всего неделю, а вышел и увидел все другими глазами. И дома, и деревья, и даже прохожих, которых он раньше вообще не замечал.

— Вот она воля! — Подумал чиновник, вздохнул полной грудью воздух свободы и вздрогнул от автомобильного гудка. Рядом с ним стоял черный «мерседес» Кащеева, а за рулем сидел телохранитель Маки.

— Садись в машину. — Приказал водитель.

— Зачем?

— Там узнаешь. — И Трофим, не покидая водительского сидения, открыл заднюю дверь. Стеколкин послушно уселся в лимузин. Через десять минут его доставили в кооператив.

Трофим остановил машину, открыл Стеколкину дверцу, и когда тот выбрался наружу, взял его за локоть и повел к офису.

Мака сидела в директорском кабинете. Осмотрев визитера немигающим змеиным взглядом, поинтересовалась:

— Что, зек, доволен?

— Чем?

— Этот кретин еще спрашивает? — Возмутилась Мака: — Хочешь обратно в камеру?

Стеколкин в камеру не хотел:

— В тюрьме очень плохо.

— Это, Славка, твои проблемы. А сейчас садись, подпишешь мне бумагу. — И Мака выложила на стол лист, заполненный печатным текстом.

— Что за бумага? — Насторожился Стеколкин. В этом кабинете он уже подписал один документ, который стоил ему немало крови.

— Читай, если грамотный.

Вячеслав Антонович страдал близорукостью, а очков при себе не имел. Пришлось водить носом по тексту. Документ оказался генеральной доверенностью, при наличии которой Мака могла распоряжаться всем его имуществом.

— Ты совсем обнаглела, девушка. Так мы не договаривались. — Возмутился Стеколкин.

— Я освободила тебя из тюрьмы?

— Спасибо. Но, по словам Вани, речь шла о моей доле на цементный завод. А это просто грабеж. Ты же меня по миру пустишь.

— Акций цементного завода у тебя пока нет. — Усмехнулась Мака: — И если ты не круглый идиот, на свое имя их покупать и не будешь. Найди надежного человека.

— Почему я должен кого-то искать?

— Потому что через две недели станешь мэром. А мэр не имеет права заниматься предпринимательской деятельностью. И не бойся, пока ты остаешься паинькой, я у тебя не возьму ни копейки. А начнешь вертеть, зарою, и тогда этот документик мне понадобится. Не пропадать же добру компаньона.

Предложение занять кресло мэра Стеколкина озадачило. Он даже пропустил мимо ушей прямую угрозу Маки.

— Что значит через две недели?! Откуда такие сроки?

Мака нахмурилась:

— Мне надоело смотреть, как ты надо мной торчишь. Может быть, наконец, усядешься?

Стеколкин присел на краешек кресла.

— Теперь слушай. В среду действующий мэр официально вступит в должность. В четверг он умрет. В понедельник состоятся торжественные похороны Тихона Иннокентьевича Постникова. С тебя личный венок. А в следующий понедельник ты займешь его кресло.

Стеколкин судорожно достал из кармана платок и вытер испарину:

— Как умрет?

Мака расхохоталась:

— Тебя интересуют подробности?

— Вообще-то нет…

— Тогда не задавай дурацких вопросов. Я и так в курсе, что ты не Спиноза. Подписывай свою бумагу.

— Не хочу подписывать. — Отказался Стеколкин.

— Сейчас позову своего парня, и ты живым отсюда не выйдешь.

Стеколкин дрожащей рукой подписал документ. Мака забрала листок и спрятала в сейф:

— Теперь запомни, все, что будут затевать твои дружки, я должна знать тут же. Ты меня понял?

Стеколкин кивнул и покрылся красными пятнами:

— Зачем тебе это?

— Чтобы вы не сотворили разной дури. Я становлюсь вашим подельником. Общая задача прибрать к рукам город и нигде не проколоться. Из вас троих немного соображает один Данилка. Но Максюта жаден, а воры не зря говорят — жадность фраера сгубила. Поэтому я должна быть в курсе ваших затей.

— Хорошо, я буду с тобой советоваться…

— Не советоваться, а докладывать. — Уточнила Мака: — А сейчас конкретно о твоих действиях. Завтра ровно в девять утра явишься в кабинет Постникова и со слезами на глазах поблагодаришь его за свое освобождение. Станешь божиться, что осознал всю подлость проступка и сгораешь от стыда. Ну и так далее. Постарайся устроить так, чтобы Постный, при прощании, ответил на твое рукопожатие.

Стеколкин осмелился перебить Маку:

— А зачем это, если…

— Если он все равно умрет? — Досказала она его мысль.

— Примерно так. — Согласился Вячеслав Антонович.

— Кретин, если все будут знать день и час кончины мэра, он переживет нас. К тому же человека, которому Постников не подает руки, в его кресло усадить будет трудно. Тебе это ясно? — Стеколкин снова кивнул. — Тогда пошел вон.

Вячеслав Антонович еще раз вытер лоб платком и направился к двери.

— Трофим мог бы отвезти тебя домой, но не стоит еще раз светить мой «мерседес». — Бросила ему вслед девушка, доставая из сумки пачку «Мальборо».

В новом доме телефон Голеневу еще не установили, и он позвонил в Прагу с почты. Иржи Новатный внимательно выслушал предложение бывшего афганца. Тот обещал чеху тридцать три процента от прибыли двух отелей, если Иржи согласится профинансировать их ремонт.

— Предложение интересное. Но буду с тобой откровенен. Политическая ситуация в СССР непредсказуема. По моим наблюдениям, Ельцин идет ва-банк. Чем закончится противостояние, пока неясно. Слишком большие деньги, боюсь рисковать. — Отказался Новатный.

— Я тебя прекрасно понимаю. Хотя, уверен, после ареста заговорщиков и запрета КПСС опасаться особенно нечего. — Ответил Олег.

— А я не уверен. У нас, у чехов, и у поляков бывшие институты государственной полиции ликвидированы. А у вас коммунистов запретили, а Ленин по-прежнему в мавзолее. Я уже не говорю о КГБ. Статую Феликса убрали, а организацию сохранили. Большевики уйдут в подполье и начнут гадить. Извини, но я пока пас. И потом, у меня сейчас совсем другие заботы.

— Если не секрет, поделись с компаньоном.

— Какие уж тут секреты. Младшенького везу в Англию учиться. Старших социалистическая школа уже подпортила. На свои карманные деньги у профессоров зачеты покупали. Оба отъявленные бездельники. Хочу хоть из Владека человека сделать. Новой стране понадобятся и новые лидеры.