Андрей Анисимов - Исповедь шлюхи

— Невзя… возраст. — Прошамкал Корольков.

— Ну, тогда, давай повторим. — Напирал молодой человек.

— Я пивком… — Старик, наконец, проглотил закуску и заговорил свободнее: — Пивко помягше. А то развезет, и даже не поговорить… Что тебе за радость от пьяного старика?

Игорек ухмыльнулся и тоже взял пиво:

— Ты бы себе бабку завел. Одному тоскливо.

Инвалид долго смеялся:

— Скажешь еще! Чего мне с ней делать?

— Ничего не можешь? А на вид еще хоть куда.

— Смеешься над дедом? Я свое отыграл. Мне бы теперь дожить покойно до смерти, а бабки ворчат много. Опять же, против выпивки выступают.

— Тут ты, пожалуй, прав. — Согласился Игорек: — Бабы народ въедливый.

— То-то и оно…

Гость достал пачку «Мальборо», вынул две сигареты, одну положил себе в рот, другую протянул деду:

— Угощайся.

— Иноземные куришь. — Старик уважительно принял сигарету, понюхал ее, помял и полез в карман за спичками. Игорек щелкнул зажигалкой и поднес деду огонек. Дед затянулся:

— Дорогой табак, но слабый. Одной не накуришься. Вот мой хозяин такие любит.

— Он еще не приехал?

— Нет пока. Обещали завтра воротиться, а там как пойдет. В Москве народ занятой, могут и задержать.

Игорек притворился огорченным:

— А если он до зимы застрянет? Мне на лодочке покататься охота. Ты же без его разрешения не даешь…

— Дождешься. Так долго оне не могут. На той неделе у нас большой праздник. Все городское начальство понаедет. Оне должны подготовиться…

— Это когда же? — Для порядка поинтересовался молодой человек, хотя о дате гулянки чиновников был прекрасно осведомлен.

— В тот четверг. В среду мэр в должность войдет, а на другой день к нам.

— Лодки заперты надежно? Смотри, чтобы не уперли.

— Обижаешь. Замки новые, а ключи всегда при себе держу. — Гордо сообщил сторож.

Игорек подлил в оба стакана водки:

— За все хорошее.

Старик с сожалением отложил сигарету:

— Частишь ты больно… — Но компанию поддержал. Старый выпивоха уважал порядок в дружеском застолье, и обидеть собутыльника не хотел.

— Ты, дедушка, закусывай, — напомнил Игорек: — а то, правда, копыта окинешь.

— Душепный ты павень, Иговек. Завотишься опо мне. — Язык у старика заплетался. Он послушно положил в рот кусок ветчины, и принялся его пережевывать. На лице его уже блуждала дурацкая улыбочка, по которой гость без труда определил, что инвалид дозревает. Запив ветчину «Жигулевским», Корольков дара речи лишился, а через пять минут задремал. Молодой человек затушил его сигарету и потряс старика за плечо. Корольков что-то промычал, продолжая спать. Игорек уложил дедушку на лавку, заботливо подсунув ему под голову свой плащ, быстро обыскал карманы сторожа и, добыв из них связку с ключами, направился к причалу. Перепробовав несколько ключей, отомкнул крайнюю лодку с надписью «Победа» на борту, вернулся к машине, вынул из багажника небольшой чемоданчик, отнес его в лодку, затем сходил за веслами и, через минуту, оттолкнулся от причала.

Сторож крепко спал, сохранив на лице пьяную улыбку. Старику снилось, как он на двух ногах бежит навстречу своей супруге. Женщина несла полную продуктов авоську, из которой торчала бутылка водки. Дед выхватил авоську их рук жены. Она открыла ему калитку и улыбнулась. В те далекие времена они жили на окраине города в своем частном домике. Этот дом инвалиду снился до сих пор.

Когда Олег поднимался на Вороний холм, ему показалась, что в доме играет музыка. И не ошибся. Из окон звучала армянская мелодия и слышался громкий смех Ашота. Голенев вошел и увидел праздник. За огромным столом сидели все дети. Одеты они были нарядно. Ирочку украшал огромный розовый бант, мальчики красовались в новеньких костюмчиках, и каждый при галстуке. По другую сторону стола расположились строители. Они тоже приоделись в костюмы и белоснежные рубашки. Особенно рубашка сияла на бригадире. Смуглый Ашот, от контраста с ее белизной, выглядел почти негром. Но больше всего поразила хозяина Лена. Во главе стола, в прекрасном шелковом платье, со строгой, но весьма элегантной прической, сидела очаровательная молодая женщина. Мама Иры настолько переменилась, что Голенев ее едва узнал.

— Заходи, хозяин, гостем будешь! — Ашот оскалил свою белозубую пасть и указал на пустовавшее рядом с Леной кресло.

— Празднуем завершение стройки? — Продолжая стоять, поинтересовался бывший афганец. К нему бросились дети.

— Мама родилась. — Завопила Ирочка, стараясь перекричать музыку. Мальчики заорали еще громче. Голенев ничего не расслышал. Ашот выключил магнитофон и жестом потребовал тишины. Дети затихли.

— У нас сегодня сразу два праздника. — Сообщил бригадир. Самый главный праздник — день рождения Леночки Ивановны. А второй — вы угадали. Отделку дома мы закончили. Принимайте да живите….

— Как день рождения? — Растерялся Олег.

Лена покраснела:

— Родилась сегодня. Так уж получилось. Присаживайтесь, Олег Николаевич. Я же не кусаюсь…

— Подождите, Лена. Ашот, можно тебя на пару слов. — Голенев взял армянина под руку и вывел в холл. Вернулся бригадир один. Через минуту за окном затарахтел его мотоцикл.

— Куда ты дел хозяина? — Спросил бригадира штукатур Рафик.

— Олег Николаевич забрал у меня ключи от мотоцикла и укатил.

Рабочие переглянулись.

— Странно… — Удивилась Лена: — Я его, кажется, ничем не обидела.

— Да он тебе за подарком поехал. — Важно сообщил Тема: — Ты папу не знаешь. Он же не думал, что у тебя рождение. Теперь обязательно притащит. — И мальчик с достоинством занял свое место. За ним расселись остальные дети.

Лена продолжала смущаться:

— Как стыдно получилось.

— Почему вам стыдно? — Маленький чернявый Рафик, не только мастер штукатурить стены, и свинчивать трубы, но и признанный тамада, взял инициативу на себя: — Предлагаю, пока хозяин не вернулся, выпить за самую прекрасную из всех женщин, которых я когда-либо видел. За нашу красавицу Елену Ивановну. Пусть она будет счастлива и даст счастье детям. Такая женщина заслуживает любви самого смелого джигита. Я бы сам предложил ей руку и сердце но, увы, уже имею жену и четверых детей.

— Она бы за тебя и не пошла. — Поддел Рафика бригадир: — Ты маленький, усатый, как таракан. Зачем ты нужен такой красавице?

— Почему обижаешь? Я знаю, вы, армяне, бакинцев не любите. Так знай, ты настоящий националист.

— Я националист!? — Ашот вскочил с места: — А кто твоего брата на своей сестре женил?

— Вы, армяне, никогда шуток не понимали, не то, что мы, азербайджанцы. — Рассмеялся Рафик: — Так пьем за прекрасную Елену, или спорим о нациях?

Угрюмый молдаванин Петро, обычно не произносящий слов, Рафика поддержал: