Елена Миронова - Пир во время войны

— Это я — устаревший проект?

От обиды на глаза у Милы навернулись слёзы. Она схватила одну из китайских ваз семнадцатого века, которые собирал Владимир Ильич, и с удовольствием грохнула ею о паркет. Ей доставило несказанную радость видеть боль и отчаяние в глазах отца — те же самые чувства, которые он не желал разглядеть в глазах дочери.

— Здравствуй, Тася, здравствуй, Настенька, — скороговоркой поздоровался с родственницами жены Анатолий Максимович Резник.

Когда он вышел к ужину, приехав с работы пораньше, то застал обеих родственниц уже поглощающими пищу. Он досадливо обругал себя, что забыл про приезд дам с Украины, и специально торопился домой, чтобы побыть с женой. Ведь за последние месяцы, когда готовилось слияние двух компаний, он почти не видел её. И, в кои-то веки решив оправдаться ранним возвращением домой, встретил Настеньку и Тасю — племянницу и сестру Любы.

Почему он не любил ни ту, ни другую, он уже точно не помнил. Просто где-то в голове отложилось, что был какой-то негативный случай, связанный с этими женщинами. А вот какой… Но теперь ассоциативная память услужливо напоминала ему, что этих дам он только терпит.

Резник положил льняную салфетку на колени, и позволил прислуге обслужить себя. Ирина, работающая в его доме много лет, положила ему в тарелку кусок нежно-розовой, с хрустящей корочкой, свинины, и придвинула поближе тарелку с греческим салатом. С некоторых пор Анатолий Максимович стал замечать, что у него появляется брюшко, поэтому ему пришлось отказаться от гарниров и десертов. Он заметил, что перед упитанными родственницами стоят тарелки, полные всякой снеди — женщины активно поглощали пирожки с мясом, свинину, бутерброды с красной и чёрной икрой, калорийный салат из копчёной курицы с ананасами, и многое другое, что в изобилии стояло на столе.

— Ну, как доехали? — обратился он к здоровой, похожей на гренадёра Тасе. Над верхней губой у неё торчали жёсткие усики.

— Та мы летели, на самолёте, — с непередаваемым хохляцким говором ответила та. — На поезде долго и муторно… Та вы кушайте, кушайте…

Резник принялся за еду. Такое чувство, будто это он в гостях у них, а не они сидят за его столом. Это фрикативное «г» его просто убивало. Он вовсе не был против украинцев, и обычно никогда не раздражался, слыша чужую речь. Но только не в этом случае. Отчего — то и Тася, и Настенька так выговаривали букву «г», что казалось, будто они говорят её в последний раз в своей жизни — слишком громко, с надрывом, словно издеваясь над ним.

— Мы не на долго, — начала Настенька, умильно глядя на него маленькими поросячьими глазками, — на три чи четыре мисяца…

Резник чуть не поперхнулся маслиной из салата. Целый квартал — разве это считается недолго? И вообще, почему эту дебелую, с рыхлым телом перезревшую девицу называют Настенькой? По мнению Анатолия Максимовича, имя Настенька подходит хрупкой, очаровательной девушке с большими глазами, а не этому свиноподобному существу с вытравленными перекисью, жёсткими волосами.

Ей бы тоже не помешало сесть на диету, для такой молодой особы, только что закончившей школу, она непомерно толста. Но ей, кажется, было наплевать на это. Девица с удовольствием уписывала вкуснейшие, калорийные пирожки с печенью трески, и в ус не дула. Хотя нет, в ус не дула её мамаша, у Настеньки усов не было…

Резник хохотнул. Люба, питавшаяся преимущественно салатами из овощей, подозрительно взглянула на него. Он отвёл взгляд и, стараясь быть гостеприимным, снова спросил:

— А в какой институт ты будешь поступать?

— В институт? — удивилась Настя. — Та ни, в колледж…

Резник удивлённо поднял взгляд на жену, и та, опустив глаза, поспешно стала ковырять вилкой в своей тарелке. Вот, значит, как… Люба утверждала, что умная, закончившая школу с золотой медалью Настенька будет поступать в институт, а она, значит, решила не тратить пять лет, и пойти учиться в колледж. Который, собственно, можно считать обычным ПТУ.

— А что, на Украине колледжей мало? — не вытерпел он.

Ведь если институт — то московский, понятное дело, престижнее. Но уж училище — извините, подвиньтесь, их и в бывшей социалистической республике хватает!

— Злой ты какой, Толя, — выговорила Тася. — Тоби жалко, что ли? Хай живе девка…Не объист…

— Хай, — согласился он. — Мени ни жалко, повирь…Хай ист, скильки влезет…

На него напало безудержное веселье. Тася приехала на Украину лет пятнадцать назад, и не могла разговаривать на чистом украинском языке, отчего коверкала слова, путая их и смешивая украинский язык с русским. Анатолий Максимович прекрасно понимал всю эту кухню: созревшую девицу, сделавшую как минимум три аборта, мать решила сбыть с рук. И, так как они живут в какой-то станице, где нет других учебных заведений, кроме школы, Настеньку надо везти в город. Значит, Тасе придётся платить за её обучение, содержать её на это время, кормить, одевать, оплачивать квартиру. Но самое главное — следить за распутной девкой. А, притащив её в Москву, хитрюга сразу убивает всех зайцев: девка будет под присмотром, это раз, во-вторых, ни за что платить не надо, и в-третьих, глядишь, она подцепит себе московского кавалера, и останется жить в Москве.

Конечно, Резник понимал материнские чаяния, но ему было что возразить. Что касается содержания — без проблем, он не жадный. Сколько понадобится Насте на период обучения — он даст. И не станет жалеть денег на вещи и, естественно, питание для неё. Но, что касается присмотра… Пардон, кто же будет этим заниматься? Он с утра до ночи на работе, да и не нанимался нянькой, Люба тоже занята в своём благотворительном фонде. И жениха для Настеньки они подыскивать не будут — в их кругу общения сплошь нефтяники да газовики, политики, да ещё, пожалуй, несколько семей из мира искусства. Вряд ли кто-то из высокопоставленных чиновников согласится женить сына на этой девушке. Так что с кавалерами ей придётся разбираться самой. И это самое опасное. Бедовая девка влетит в какую-нибудь неприятную историю, как пить даст, влетит. А ему вовсе не хочется разбираться с её женихами. Лишние проблемы ему ни к чему.

— А Павлушко когда прииде? — ласково пропела Настенька.

Резник сглотнул. Неужели она метит на его сына? Но ведь они двоюродные брат и сестра. А у нас — не Европа, среди кузенов не принято жениться. И слава Богу!

— Мы сами ждём со дня на день, — радушно ответила Любовь Андреевна и подложила племяннице щедрую порцию свинины.

— Та ну шо вы, я же не лошадь, стильки не зъим, — жеманно протянула Настенька.

— Зъишь, зъишь, — пробормотала Тася, — чоловик — не свинья, усё зъист!

Они с дочкой громко расхохотались, сверкая одинаковыми золотыми зубами. Резник вздохнул и отодвинул тарелку. У него начисто пропал аппетит.