Юлий Дубов - Варяги и ворюги

Эту леди зовут очень странным именем Икки. Я сказал, что это необычное русское имя. А она мне объяснила, что это такое специальное имя, которое означает «Исполнительный Комитет Коммунистического Интернационала». Сейчас детей уже так не называют.

Госпожа Икки показывает мне Москву. Мы с ней посещаем музеи. Один раз были в театре. Это было очень интересно. Госпожа Икки сказала, что мы идем в театр на дневное шоу. Мы пошли пешком. Мы шли около большого супермаркета, где продают все для детей. Это очень странный супермаркет. На самом деле, в нем ничего не продают, там нет ни людей, ни товаров. Все продают около супермаркета на улице. Я спросил у госпожи Икки, почему так странно. Она сказала мне, что у них теперь рыночная экономика, и попросила ее подождать. Она куда-то ушла, а потом вернулась с пиллоу-слип. По-русски это называется «наволочка», и там внутри что-то лежало. Она сказала, что это сюрприз. Я не очень хотел сюрприз, но ничего не сказал, чтобы не обидеть госпожу Икки.

Когда мы пришли в театр, оказалось, что в наволочке лежит боа из страусовых перьев. Я сначала думал, что оно настоящее, и удивился, что это можно купить на улице у детского супермаркета. Но потом я осторожно посмотрел и увидел, что это синтетика. Но госпожа Икки выглядела в нем очень мило.

Мы смотрели очень фанни кукольное шоу. Про то, как один американец приехал в Россию и не мог сделать резервацию в отеле. Потому что во всех отелях жили негры, китайцы и индейцы. Этого американца звали мистер Твистер, и это тоже было фанни, потому что он был такой толстый и совсем не твистер. Я спросил у госпожи Икки, откуда в России так много негров и китайцев, а она засмеялась и погрозила мне пальцем.

Когда шоу закончилось, и все аплодировали, госпожа Икки сказала, что мы должны подойти к сцене и сказать актерам спасибо. Мы подошли и долго аплодировали стоя, а потом госпожа Икки поднялась на сцену, и я вместе с ней. И я всем пожимал руки, а госпожа Икки сказала очень милый спич про шоу и про то, что я есть ее американский друг и защитник свободы и прав человека. И все аплодировали. А потом я тоже сказал спич, и все опять аплодировали. Я сделал всем актерам маленькие презенты. У меня случайно был с собой серебряный доллар, несколько календарей. А когда на сцену вышел продюсер, я подарил ему свою ручку с золотым пером.

А потом вся труппа устроила нам с госпожой Икки парти в кабинете продюсера. Это было очень замечательно, мы пили шампейн из пластмассовых стаканчиков, прямо как на Бурбон-стрит в Нью-Орлеане. Здесь вкусный шампейн, только очень сладкий.

Твой любящий сын Адриан Тредиллиан.

Дорогой Адриан!

Мне приятно, что ты уже освоился в Москве и у тебя появились друзья. Постарайся достать резюме господина Шнейдермана. Раз он пользуется таким влиянием в демократическом движении, возможно, что мы используем его. С идеей об открытии представительства я согласен и готов обсудить этот вопрос на Совете директоров. Я буду предлагать, чтобы на первых порах представительство возглавил ты, а потом, когда уже работа наладится, вместо тебя мы назначим надежного человека. Это вполне может быть господин Шнейдерман. Тебя же я попрошу заняться совершенно другим делом, очень важным и интересным. Об этом подробно сообщу позже.

Я считаю, что сейчас уже пора начинать активные действия. Через «Американ Экспресс» высылаю тебе все необходимые материалы. Надеюсь, что в Москве найдется фирма, которая сможет подготовить приличную презентацию. Полагаю, что это есть необходимый первый шаг.

Поэтому: выясни, сколько стоит аренда приличного конференц-зала с необходимым оборудованием, составь список приглашенных, определи общую стоимость и сообщи мне. Необходимо после презентации провести прием для участников. Посоветуйся в ресторане при твоем отеле. Обязательно надо предусмотреть сигары для джентльменов и скромные презенты для сопровождающих их леди.

Сейчас, когда надо начинать действовать, очень важно поддерживать со мной постоянную связь.

Звони.

Твой любящий отец Адольф Диц.

P.S. Мне удалось установить, что в России у нас остались родственники. Где-то в Сибири живет твой двоюродный дедушка Иоганн Диц. Попробуй навести справки.

А.Д.

P.P.S. Несколько слов об этом новом деле. Я разбирал архив твоего деда и обнаружил одну любопытную вещь. Мне бы не хотелось писать об этом в письме, но это очень интересно. Мне кажется, у нас есть шанс сделать в России хороший бизнес. Я сообщу тебе подробности, как только представится возможность. Кстати, Иоганн Диц может оказаться для этого дела весьма полезным.

А.Д.

Это очень старый литературный прием. Очень старый. Ты хочешь рассказать историю. И для этого ты придумываешь главного героя, притаскиваешь его откуда-нибудь со стороны, чтобы история прошла через него, увиденная свежим, незамыленным взглядом. Так многие делали. С далеких островов во Францию привезли наивного дикаря. Князь Мышкин приехал из Швейцарии хлопотать насчет наследства. Люсьен де Рюбампре заявился из далекой провинции покорять Париж. Гость из Англии, потомок великого сыщика Эраста Фандорина, занялся поисками таинственного Алтына Толобаса. И так далее.

Вот так и Адриан Тредиллиан. Его, конечно же, нет. И никогда не было. Это даже не Адриан Тредиллиан, а так… Тримушки Трай, придуманный Михаилом Веллером. Дурилка картонная, литературный фантом, изобретенный для связности повествования. И будет он, повинуясь моей воле, бродить по стране и кабинетам, встречать таких людей и этаких, дурных и не очень, будет стараться пристроить свои деньги, защитить на них чьи-нибудь права, выполнить загадочное отцовское поручение и искренне удивляться, почему из этого ни черта не выходит. И наверное, это будет довольно смешно. Потому что мы любим клоунов. И придурки-иностранцы, ничего в нашей жизни не понимающие, нас очень даже развлекают.

Но мне почему-то страшно. Ведь даже картонная дурилка может кое-чему обучиться. Начнет, к примеру, говорить не на дурацком, заученном по вечерам и в кругу семьи псевдорусском, а на нашем, растворенном в крови, языке, втянет ноздрями ледяной воздух оренбургской степи и поймет, не приведи Господи, кто все-таки есть подлинный герой бессмертной повести А.С. Пушкина «Капитанская дочка».

И когда я думаю об этом, мне хочется задать ему вопрос. Скажи мне, Адриан Тредиллиан, неужели тебе было так уж плохо в твоем американском Нью-Йорке? Разве так уж непривлекательны стеклянные сталагмиты Манхэттена, у подножия которых прямо из-под асфальта вырастают столбы белого пара? Детишки, карабкающиеся на памятник Алисе в Центральном парке? Широкая улица, по которой в незапамятные времена гнали неисчислимые стада быков? А про Бурбон-стрит в Новом Орлеане ты ведь сам вспомнил, никто не тянул тебя за язык. Помнишь Бурбонстрит, Адриан? Улицу, которую начинают мыть в шесть утра, потому что за ночь по ней проходят все племена и народы, обтекая вечно ухмыляющихся конных полицейских. Улицу, от которой рукой подать до болот Миссисипи, где живут крокодилы, и туристы бросают им грибы с ржавых прогулочных моторок. А помнишь, какие мелодии высвистывает колесный пароходик «Натчез», отправляясь в регулярный вечерний рейс? А как посреди дня в «Кафе де Пари» под оркестр отплясывают старички и старушки? Ручных белочек на улицах Анн-Арбора помнишь?